[Marie Paganel]

Автор:  Marie Paganel
Бета:  Anna_Dreamer
Название: Cura te ipsum.
Фандом: «Таинственный остров» (Жюль Верн)
Ключевые слова: Питомец, Навсегда, Сухость
Уровень сложности: 2
Дисклеймер: Копировать и публиковать только с ведома автора и, конечно, под именем автора. Используются герои и сюжет романа «Таинственный остров» Жюля Верна.
Рейтинг: PG
Герои: Сайрес Смит, Гедеон Спилет, Том Айртон.
Жанр: angst
Размер: ~1800 слов
Предупреждения: Писала, не сверяясь с книгой, возможно, вы найдёте несоответствия во времени некоторых событий.
Примечание: «Medice, cura te ipsum» - «врач, исцели себя сам», латинское крылатое выражение, призыв обратить внимание на самого себя и собственные недостатки.

К концу дня это становилось невыносимо, а Сайреса наверняка и вовсе выматывало. Но Сайрес Смит привык быть упрямым, если такую необходимость этого ему подсказывало сердце. И он снова брался за простую работу и говорил без надежды быть понятым.
- …Я не очень умею плести корзины, возможно, вы, мой друг, лучше с этим справитесь. Чему только не научится робинзон... Когда я в детстве читал эту книгу, никак не мог поверить, что человек может жить на необитаемом острове совершенно один. А вы поверили бы?.. Да уж, правда, книги – не то, что реальность. И всё же мы с вами справляемся ничуть не хуже. Мы здесь второй год, а вы?.. Да, это долго, но всё же не так долго, как у Робинзона. Я даже – простите мне эту глупость – считал, что моряки всегда рискуют повторить его судьбу, отправляясь в море. Но я не моряк и не знаю. А вы могли бы рассказать мне о вашей работе? Вы были офицером на корабле? Капитаном? Матросом? Боцманом?.. У вас суровое и опасное дело, я восхищаюсь людьми, которые способны работать в море. Вы помните: вы определили координаты острова. Должно быть, ваш корабль настигла буря… С какой стороны был ветер? В этих морях господствуют восточные ветра... Но, так или иначе, море – ненадёжное укрытие, а земля даёт нам вдоволь пищи и укрытие от непогоды. Как здесь, в Гранитном Дворце: мы в безопасности. И мне, квалифицированному инженеру, тоже пришлось стать землепашцем, и я не жалуюсь – было бы зерно, чтобы всех прокормить. Скоро мы снимем четвёртый урожай пшеницы и закончим мельницу. Представляете: хлеб, настоящий пшеничный хлеб. Вы, наверное, давно его не пробовали…
Сайрес облизал пересохшие от долгой болтовни губы. Он, очевидно, чувствовал неловкость, говоря так долго, но старался, ибо это, по его словам, могло помочь больному вспомнить хоть что-то.
Спилет, стоя в двух шагах от открытой двери, молча смотрел на эту одностороннюю беседу. Сайрес делал паузы после вопросов, словно ожидая ответа, - хотя всем было ясно, что незнакомец не заговорит.
Сайрес возился с этим безумцем уже не первую неделю. Бесплодность любых действий явно угнетала инженера, это все колонисты заметили. Что для него такого в этом сумасшедшем?
«Мы сможем его вылечить, - повторял Смит друзьям. – Со временем. Это не последствия болезни или травмы, это не непоправимое изменение мозга, а только помутнение рассудка из-за тяжких испытаний. Он теперь среди людей – и он обязательно вернётся к жизни! Я уверен. Я не хочу затруднять вас, друзья, я займусь им сам. Надеюсь, это не повредит остальным моим обязанностям…»
Пенкроф скептически качал головой. Наб заботливо приносил ужин в комнату больного – на двоих или даже троих, поскольку сам садился рядом с хозяином. Сайрес был, похоже, этому рад, он мог наконец-то немного помолчать, пока говорил Наб. Хотя зачем было всё время говорить? Даже если этот сумасшедший слышит, он не понимает!
Сайрес говорил теперь со своим «пациентом» больше, чем с журналистом, а ведь тот считал себя лучшим другом инженера. Сайрес стал словно одержим – и это заметно. Он и прежде не отличался лёгкостью в общении, а тут стал совсем замкнут и суров, если только не сидел с незнакомцем. Спилет пытался вспомнить, когда Сайрес последний раз улыбался вне этой комнаты их «пациента». Кажется, его не радовал даже хлеб, который у них вот-вот будет, не радовал корабль, такой прочный и красивый, а ведь они могли бы попытаться уплыть с острова...
Не раз Спилету хотелось броситься к другу и увести его из этой комнаты. Безумец словно зачаровал инженера, и привязанность явно была обоюдной. Несчастный умалишённый стал откликаться на голос Сайреса, иногда повторял его жесты, но чаще складывал руки на груди и сидел на своей кровати, хмурый и словно обиженный на весь мир, а Сайрес брал его руки, пожимал их, давал подержать простые инструменты. Инженер подводил незнакомца к окну – к счастью, тот уже оставил яростное желание оказаться снаружи любой ценой и не пытался выброситься из окна – и говорил о море. Безумец был теперь послушным, но послушным только Сайресу.
Спилет понимал необходимость быть мягким и добрым к «пациенту», ухаживать за ним, говорить, но не все же вечера на это тратить! В больницах таким несчастным уделяется куда как меньше времени. Если бы безумца увезли на материк, никто бы с ним так не нянчился!
Что же Сайрес делает, а главное – зачем?..
Спилет не заметил, как простоял возле комнаты незнакомца целый час. Смит не заметил его до тех пор, пока не ступил в тёмный коридор из освещённой комнатушки «пациента» - и не наткнулся на товарища.
- А?.. Спилет! Вы здесь. Ищете меня? Я уже иду спать, не волнуйтесь.
Спилет кивнул и взял его руку.
- Я вас провожу. Сайрес...
- Не нужно, - инженер покачал головой, но хотя бы руку не отнял. – Я знаю: вы обеспокоены тем, что я сижу с этим несчастным так часто. Но это мой долг, и вы это понимаете.
- Я понимаю, Сайрес, что вы снова путаете понятия «долг» и «сделать всё, что в силах человеческих, и даже более». Пожалуйста, поберегите себя, - репортёр недвусмысленно поднял к свету его правую ладонь, с тыльной стороны ещё остались глубокие царапины, оставленные этим «несчастным» в первую неделю его пребывания здесь.
- Ах, да оставьте! – Смит раздражённо выдернул руку. – Он уже смирен. Притом, кажется, мы с ним оба под тщательным присмотром. Долго вы тут уже стояли?
Спилет кивнул и вздохнул.
- Простите меня. Идёмте спать. Я понимаю, что важно составлять ему компанию и стараться пробудить его разум... я не могу понять, почему это так важно для вас. Вы нас совсем забыли. Не знаю, заметили ли друзья, но я заметил, Сайрес, что вы очень привязались к этому бедняге, слишком привязались, словно он родной вам... Простите, если я затрагиваю неприятную тему. Мне действительно беспокойно за вас!
Сайрес в ответ тихо и грустно улыбнулся, слабо пожал Спилету руку, покачал головой – и отвернулся, направляясь в спальню. Спилет последовал за ним и, сидя на своей постели, наблюдал, как Сайрес раздевается и ложится под одеяло, отворачивается к стене. Его опущенные плечи и вся фигура выражали глубокую печаль и… усталость.

Ночью Спилет внезапно проснулся. И резко сел на постели: кровать Сайреса была пуста.
Спешно одеваясь, Спилет не верил себе: неужели он и ночь решил там проводить?! Он даже пренебрёг тишиной (и только по счастливой случайности никого не разбудил), чтобы скорее оказаться у двери комнатушки «пациента». Нет, тот был один и спал, только тихо постанывая сквозь сон.
Где Сайрес?!
Спилет метнулся проверять все комнаты. Кабинет, общий зал… кухня!
- Это вы, Спилет? – Сайрес в свете одной свечи выглядел ещё более худым, почти прозрачным. – Хотите кофе?
- Я испугался, когда не увидел вас в спальне, - сказал журналист, даже не пытаясь успокоить бешено стучавшее сердце. – Бессонница?
- Да, наверное... Садитесь, я сварю кофе на двоих, - инженер возился с посудой и растапливал плиту. – А вы что же? Я вас разбудил?
- Не знаю. Но хорошо, что вы здесь!.. Простите, что огорчил вас вечером, а всё же – я переживаю за вас. Я уж подумал было, что вы и спать решили в комнате пленника.
- Не пленника, незнакомца.
- Как скажете. Но ваш питомец, как бы его ни назвать, слишком привлекает ваше внимание. Вы будто сам не свой с момента нашего возвращения. Не произошло ли чего-нибудь таинственного, пока мы плавали на остров Табор?..
- Ах, это… нет, ничего необычного. Вы правы: меня тревожит судьба этого несчастного. Подумайте, Спилет!.. – Сайрес сел за стол рядом с другом, оставив кофе вариться на плите. – Он был потерпевшим крушение. Здоровым, сильным, здравомыслящим человеком... – тут инженер как-то странно опустил глаза с секундной паузой, но тут же продолжил. – Он построил себе хижину из обломков корабля, он посадил овощи, ухаживал за животными – и он бросил в море бутылку и, возможно, не слишком надеялся, но всё же ждал спасения. А мы… мы опоздали. Может быть, когда мы попали сюда, он был ещё здоров, но отчаялся...
- Сайрес, не надо так, - Спилет взял его руку. – В хижине было такое запустение, что ясно: там не жили много лет.
- Но записка была свежей. Может быть, он просто запустил своё жилище, жил где-нибудь в другом месте, в шалаше... Не знаю, на разные поступки может толкнуть людей отчаяние... И вы верно заметили, что я сам не свой. Я всё не могу отделаться от мысли: а если мы здесь… навсегда… и…
Сайрес встал и, с силой стиснув кулаки, отошёл к окну.
А Спилет всё понял. Как клубок разматывалась нить рассуждений, которые моментально пробежали в голове.
Сайрес видел, как образованный, умный, здоровый человек за несколько месяцев стал зверем, безумцем, кошмаром.
Сайрес знал, как трудно робинзонам приходится: они сами здесь далеко не в раю живут, пусть Пенкроф и хочет так думать. А кому как не Сайресу Смиту, средоточию всех их надежд на будущее, их руководителю, тому, кто взял на себя ответственность за эту маленькую колонию, – кому как не ему приходится тяжелее всех!
И Сайрес боялся. Спилет не мог уместить это в голове, но сердце подсказывало ему: инженер тоже мог поддаться страху. Страх потерять рассудок! То, чем так дорожил Сайрес и дорожили все его друзья – его светлый разум, который вот так же мог помутиться от всех нелёгких испытаний, которые уже выпали на его долю или ещё поджидают в будущем.
А теперь судьба поставила перед инженером его собственную копию – в том случае, если рассудок ему откажет. Его собственное изображение в кривом зеркале действительности. Спилет замечал, что даже черты лица незнакомца отдалённо напоминают черты инженера: манера двигаться, взгляд с прячущимся огоньком мысли в глазах, густые тёмные волосы, крепкое и худощавое сложение... Вот только незнакомец был старше. Старше лет на пять или десять, хотя неизвестно, сколько из них ему прибавили лишения и страдания.
И Сайрес уже много дней бился о стену чёрного пугающего безумия и собственного страха, стараясь пробудить разум этого существа, доказать себе и всем колонистам, что это не конец, что с этим можно иметь дело, что всё можно исправить и излечить...

- Сайрес, - тихо позвал репортёр, - давайте я вам помогу завтра. Может быть, он к вам слишком привык, а я постараюсь говорить веселее и громче. Если бы я был на его месте, то никак бы не пропустил новости со всех континентов. Подумать только! – продолжал он уже веселее. – Мне снова случится поработать корреспондентом. Пусть мои новости и запоздали немного относительно настоящего времени, но для человека, который провёл много лет в одиночестве на крохотном островке, они наверняка будут куда как свежими!
Сайрес обернулся к другу – и Спилет встал, чтобы подойти к нему. В неровном свете свечи на щеке инженера блеснула слезинка, но репортёр сделал вид, что не заметил этого, только пожал другу руку и улыбнулся ему. Вы не один! Не один и никогда один не останетесь!
Тут зашумел кипящий кофе. Спилет усадил Сайреса за стол и сам разлил бузинный кофе по двум кружкам. Вы так долго говорите с этим несчастным, но так мало стали беседовать со мной! Теперь – самое время.
И хоть беседа длились не очень долго, потому что оба скоро захотели спать, но самое главное было сказано, и спать ложились со спокойствием на душе.

«Смелость, - говорил себе Спилет утром, глядя, как Сайрес одевается, заправляет кровать, деревянным гребешком расчёсывает волосы и бороду, - смелость не в том, чтобы не чувствовать страха. Смелость заключается в решимости встретиться со своим худшим страхом, не потерять головы и завершить дело. Возможно, так даже можно победить страх навеки. Я мог бы о себе сказать, что я – человек смелый. Но самым смелым человеком на свете я признаю сегодня Сайреса Смита. Да, это надо записать!..»

@темы: 2 уровень, "Таинственный остров" (Жюль Верн), "Таинственный остров" (Жюль Верн), Сайрес Смит, Гедеон Спилет, уровень 2, I - 5

---

[Marie Paganel]

Название: Вне системы.
Автор:  Marie Paganel
Бета:  Anna_Dreamer
Фандом: «Таинственный остров» (Жюль Верн)
Ключевые слова: уверенность, навсегда, сухость
Уровень сложности: 2
Дисклеймер: Декларация Независимости США и Конституция США принадлежат США, а герои – Жюлю Верну.
Рейтинг: G
Герои: Сайрес Смит и Гедеон Спилет
Жанр: диалог
Размер: ~1500 слов
Описание: Это была идея Гедеона Спилета.
Примечание: Автор не пытается превознести американское политическое устройство над всеми прочими. Он лишь хочет ответить утверждению о том, что колония острова Линкольна процветала потому только, что существовала «вне системы разбоя и варварства», коей упомянутый в эпиграфе автор назвал Соединённые Штаты Америки. Фанфик - попытка ответить ему устами самого Сайреса Смита (при этом автор имеет наглость утверждать, что отвечая не отступает от характера героя, выписанного Верном).
Предупреждения: не читайте то произведение, откуда взят эпиграф!

читать

Скажите мне, – в каком государстве, при каких обстоятельствах вы сполна станете инженером?
Леонид Борисов, "Жюль Верн"

– А ведь мы с вами, дорогой Сайрес, сейчас находимся вне области действия американских законов.
Спилет произнёс это с удивлением в голосе. Тон его был таков, словно он продолжал уже начатый диалог. Сайрес поднял взгляд от смеси азотной и серной кислот и посмотрел на друга.
– С чего вы взяли, Спилет?
– Послушайте…
Спилет вскочил и стал ходить по кабинету, порой взмахивая руками.
– Вот что, Сайрес, подумайте: над нами нет никого, кроме Бога, мы не обязаны давать отчёт о себе кому бы то ни было на материке. В то же время мы исключены из системы налогов, пошлин, из системы голосования – ведь мы не можем проголосовать на следующих выборах, ни в наших штатах, ни в любых других. Герберт свободен от воинской обязанности. Если даже один из нас совершит преступление, то наказание ему мы можем назначить по своему собственному усмотрению, а не по воле закона.
Тут он так сильно взмахнул рукой, что чуть было не толкнул стол. Сайрес молча отложил щипцы и отставил плошку с кислотами дальше от края стола.
– Вы согласны со мной, Сайрес? – Спилет вдруг застыл и, повернувшись на каблуках, посмотрел прямо в лицо Смиту.
– Не согласен, – сухо ответил тот. – И мне жаль, что вы заговорили об этом. Я считаю себя гражданином Соединённых Штатов и не намерен отрекаться от этой привилегии.
Спилет улыбнулся, как будто возражение инженера ему понравилось больше, чем понравилось бы согласие.
– Но, Сайрес, – продолжал журналист, – разве все законы Штатов вам по душе? Нет ни одного, который вы бы хотели изменить?
– Я не назывался бы аболиционистом, если бы не хотел. Но это не значит, что я ставлю себя вне системы, – Смит усмехнулся. – Если я отпустил бороду, это не значит, что я стремлюсь быть похожим на Джона Брауна.
– Вы на него не похожи даже с бородой, упрямый инженер! Я говорю вовсе о другом!..
– О чём же? Об анархии?
– Если угодно, об анархии! – вспылил Спилет.
Сайрес Смит неодобряюще хмыкнул в усы.
– Не спешите, дорогой друг! Анархия есть отсутствие власти – что ж, разве не вы повторяли мне недавно, что не хотели бы считаться лидером колонии? Разве, таким образом, мы не живём без власти? И, наконец, разве это плохо, ответьте, Сайрес!
– Отсутствие внутренней, точнее, локальной власти – возможно, но не анархия. Мы готовы подчиниться власти Президента, как только представится такая возможность. Наконец, воля Бога и власть Его…
– Нет, вы вновь путаете разные понятия! Не хмурьтесь, Сайрес, лучше выслушайте моё предложение.
– Предложение? – не успев нахмуриться, брови инженера поднялись (как обычно, одна выше другой).
– Именно! – Спилет, довольный произведённым эффектом, прошёлся по кабинету, говоря дальше, словно выступая на митинге: – Если мы, признавая установленную в Штатах нашими отцами власть, не можем ей подчиниться, то не должны ли мы, пользуясь правом свободных людей, данным от рождения, создать новые гарантии обеспечения своей будущей безопасности и учредить нужную и полезную нам власть сами?
Смит снова нахмурился:
– Прежде вы спрашивали, хорош ли анархизм, а теперь, похоже, намерены призывать к сепаратизму.
– Вовсе нет, – журналист снова заговорил своим обычным тоном. – Мы не отделимся от Штатов, мы уже отделены от них – вопреки нашей воле. Но в наших силах вернуть утраченное.
– Каким же образом?
– Самым обычным. Написать свою Декларацию Независимости.
Сайрес Смит встал, почти вскочил.
– Надеюсь, это шутка, Спилет, – из голоса инженера внезапно пропала вся присущая ему мягкость. В этой фразе послышался глухой отзвук стали, как будто сабля случайно звякнула о стремя.
– О, успокойтесь, дорогой Сайрес! – Спилет бросился к другу и положил руки ему на плечи, как бы стараясь утишить. Возможно, он и сам испугался – если только Гедеон Спилет мог чего-то испугаться – того, как Смит отреагировал на слова о независимости.
– Успокойтесь, дорогой Сайрес! – повторил он. – Не независимость мы будем провозглашать, а право на существование в государстве, право выбирать своё правительство, провозглашать Конституцию. Мы, провозгласив Декларацию… Декларацию Смита, если угодно.
Сайрес вздрогнул.
– Декларацию Спилета, скорее.
– Как пожелаете, – улыбнулся Спилет. – Итак, провозгласив Декларацию Спилета, мы вернём себя из анархии, которую так естественно создали, сами того не заметив, вернём к демократии, к законам, к цивилизации, наконец!
Во время последней фразы журналиста лицо Сайреса светлело, разошлись сдвинутые брови – и, когда Спилет поставил точку в своей речи, Смит рассмеялся:
– Ох, Спилет!.. – и, отсмеявшись, взял друга за руки, говоря: – Вернём себя к цивилизации, провозгласив Конституцию!.. Я знал, что вы фантазёр, но чтобы настолько…
Спилет, смеясь вместе с ним, ответил:
– А я всерьёз, Сайрес! Да, это звучит смешно и странно…
– И глупо, – вставил инженер.
– Отнюдь! Представьте: мы пишем законы, учреждаем всеобщее избирательное право, выбираем вас своим лидером… Как бы вы хотели назвать свою должность? Губернатор, президент, староста, голова?..
Смит фыркнул.
– Ну, неважно, – продолжал Спилет. – Мы вас выбираем – и всё остаётся по-прежнему, разве что теперь мы будем не какой-то странной не то колонией, не то штатом, а достойным маленьким государством, которое ждёт случая, чтобы в качестве нового штата присоединиться к Союзу! Что вы на это скажете?
– Всеобщее избирательное право?.. А как быть с избирательным правом для женщин? Давать им право голоса или нет?
Спилет расхохотался:
– Давать непременно! Мне даже жаль, что ни одна из них не сможет им воспользоваться. А юношам голосовать можно…
– С шестнадцати лет.
– Совершенно верно! – Спилет со смехом пожал обе руки Сайреса, а тот весело ответил на пожатие.
– И свод законов, которые касаться будут только нас?
– Почему бы и нет!
– Например, можно будет вынести на обсуждение поправку к закону о рыбной ловле, который мы установим в Конституции? Или об охоте?
– Да, дать право охотникам отходить дальше от Гранитного Дворца в поисках дичи!
– И не думайте, я не подпишу такой проект.
– Но вы согласитесь под давлением Сената, куда войдём мы с Гербертом!
– Не слишком ли Герберт юн для сенатора?
– Хорошо, мы с Пенкрофом!
– Вы не будете сенатором, вы будете вице-президентом!
Сайрес смеялся. Спилет замер на мгновенье и счастливо улыбнулся:
– Значит, вы согласны?
– Довольно шуток, Спилет!
– Вы правы, довольно шуток! – Спилет не переставал улыбаться. – Что, если подумать об этом всерьёз?
– Всерьёз? – Смит весело усмехнулся, сел обратно на табурет и, взяв щипцами новую порцию бузины, опустил её в смесь кислот.
– Всерьёз, – подтвердил Спилет, нетерпеливо прерывая таким образом затянувшееся молчание.
Сайрес вздохнул и проговорил:
– Всерьёз, мой дорогой Спилет, об этом говорить не стоит, и вот почему…
Спилет приготовился внимательно слушать и даже сел за стол напротив Смита. А тот, напротив, встал – и продолжал уже стоя, не двигаясь с места:
– Неверно говорить, что мы живём в анархии, естественной или нет, неверно думать, что мы можем не отдавать отчёта о себе и своих действиях кому бы то ни было. Неверно считать нас не ограниченными законами лишь потому, что здесь нет суда или полиции. Это было бы всё равно, что считать себя атеистами на том основании, что поблизости нет церкви.
Я вижу, вы готовы возразить, попросить меня не смешивать понятия. Вы отличный спорщик, Спилет, но с этим спором я хочу покончить раз и навсегда. Я не буду возражать вам, опровергая ваши аргументы, я приведу свои.
Вы же помните Евангелие: «…где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них». Союз Штатов не свят, но то же я скажу о нём: где собрались хоть два честных американца, там Америка, там демократия и уважение к правам другого – правам, обеспеченным нам всем Конституцией США.
Никаким образом мы не можем быть исключены из системы, нами самими принятой и почитаемой за верную, кроме как отвергнув её. Вы, говоря, что мы находимся все области действия законов, сами исключаете себя из этой области. Да и сама «область» эта вовсе не географически очерчена, она распространяется на людей, которые её признают, а не на местности, удалённые или нет.
Что же касается меня… – Сайрес поглядел в окно, на восток. – Я навсегда принадлежу тому, что называется Родиной, помыслами и душой я с ней, и дом мой там, где уже невозможно помыслить о другом государстве, кроме Союза Штатов. Я связан военной присягой. И на войне я защищал не только идеи о лучшем государстве, о новых и лучших законах, но и свою страну, её единство и её систему – систему, в которую я верю, в которой уверен, которой принадлежу всю сознательную жизнь и от коротой не могу, да и не хочу отказываться. Из системы, за которую я готов был пожертвовать жизнью, я не намерен и теперь себя исключать, ни для того, чтобы быть лжесвободным, ни для того, чтобы стать президентом. Работая лишь для себя, я отойду от той самой цивилизации, куда вы стремитесь нас вернуть, более того, отказавшись от службе Отечеству я предам и самого себя вместе с тем.
Я против вашей идеи и буду стоять против при друзьях, если вы захотите предложить это им. Спорить и обсуждать с вами это я более не намерен. Я всё сказал.

Замолчав, Сайрес Смит сел и вернулся к изготовлению пироксилина, не взглянув даже на Спилета. Он хмурился, губы его были плотно сжаты, словно бы его только что попытались отвлечь от важной работы.
В наступившей тишине чётко послышался скрип пера.
– Спилет, вы записываете? – брови инженера удивлённо разошлись, и журналист, подняв взгляд от записной книжки, улыбнулся.
– Эта речь стоит того, дорогой Сайрес. А я хочу попросить у вас прощения: мысль, пришедшая мне в голову, действительно оказалась глупой. Не обижайтесь на меня, Сайрес, и поверьте, что для меня честь быть гражданином той же страны, что и вы.
И Спилет улыбнулся ещё раз, столь заразительно, что строгие губы инженера Смита невольно тронула ответная улыбка.
– А я рад, что в Штатах есть журналисты, подобные вам. Где ещё найдутся такие!
– А где смогут родиться такие инженеры, как вы, если не в Соединённых Штатах, дорогой Сайрес! И всё же…
– В чём дело, Спилет? Вы снова хотите что-то возразить?
– Нет-нет! Я лишь подумал… – Спилет мечтательно вздохнул: – Каким чудесным вы бы были президентом!

~Fin~

@темы: 2 уровень, "Таинственный остров" (Жюль Верн), "Таинственный остров" (Жюль Верн), Сайрес Смит, Гедеон Спилет, уровень 2, I - 5

---

[Титановые голосовые связки Донны Ноубл]

Автор:  Титановые голосовые связки Донны Ноубл ака […Soulless…]
Название: Омут
Фандом: Angel Sanctuary
уровень 1, сторона I – 1
Пейринг: Рафаэль/Габриэль
Рейтинг: PG
Жанр: ангст
Размер: драббл
Ключевые слова: «Знакомство», «Там»

-Меня зовут Габриэль, - тихо, очень певуче сказала девочка.

-Меня зовут Габриэль, - тихо, очень певуче сказала девочка.
Рафаэль поймал себя на мысли о том, что вот уже несколько минут беззастенчиво смотрел на неё во все глаза, и немного стушевался. Наверное, это было как-то невежливо. Но девочка отчего-то казалась ему смутно знакомой. Да и, в конце концов, он был уверен, что листва надёжно скрывает его.
Когда он выглянул из-за куста, она по-прежнему сидела и болтала босыми ногами в ручье, поднимая небольшие фонтанчики брызг. По неведомой причине капли не касались ни её платья, ни её кожи, ласкающимся щенком играясь подле неё.
-Я заметила, что ты смотришь на меня, - бесстрастно продолжила она, слегка наклонив голову и теперь сама глядя на него, - А как тебя зовут?
-Я? Я - Рафаэль, - пробормотал совсем сбитый с толку маленький Повелитель Ветра, переступив с ноги на ногу. Он ожидал любого вопроса – любого, но не этого.
Что ж, видимо, убежать от Мики с Ури и вечного надзора стейкеров в этот уголок сада было не такой уж плохой идеей. Рафаэль любил новые знакомства, но обретал их весьма дозированно. И спонтанно – вот как сейчас, например.
А ещё сейчас девочку – нет, Габриэль – можно было, наконец, рассмотреть как следует.
Белое личико, лазурно-голубые кудряшки и синие глаза – смотрят с холодным любопытством и как-то отстранённо, будто умом она сейчас и не здесь, с ним, а где-то очень далеко. Белые ладошки – маленькие, будто обласканные водой гладкие камешки. Белое платьице...
-Очень приятно, - кивнула она. Голос был нежный, звонкий и в то же время студёный. Как биение ручейка, вившегося подле её ног. Вызывавший какие-то непонятные ассоциации: с простором, со свободой, с речной плавностью и свежестью…
-Почему ты здесь одна?
-Тут вода. Это значит, что я не одна, - пожала плечами Габриэль. И тут же добавила, искоса поглядев на него: - Но то, что пришёл ты, мне тоже нравится. Ты такой же, как и я.
-Как и ты? – не понял Рафаэль, окончательно запутавшись.
-Конечно, - серьёзно сказала она, - Ты ведь тоже один из Элементов.

-До свидания, доктор!..
Рафаэль даже не оглянулся, не удостоив очередную соблазнённую им блудницу ни взглядом, ни кивком, ни словом. Он прекрасно знал, что ещё одного приглашения в его покои эта женщина, как и десятки до неё, не получит, а раз так, то стоило ли размениваться на ненужные фразы? Молчаливое «прощай» было лучше всего. Печальней и правильней.
Он вяло откинулся на кресле, полуприкрыв веки. Не усталостью было продиктовано это движение, нет, отнюдь – лишь ненасытной пустотой, которую он снова не смог утолить. Короткая искорка интереса, пробуждённого женской соблазнительностью, вновь исчезла почти сразу же, гасимая ветром пресыщенности. И, увы, это был единственный ветер, над которым Повелитель Воздуха был не властен.
Тоскливая ирония. Настолько тоскливая, что аж зубы сводит.
-Любопытно, засмеялась ли бы ты, если бы увидела меня сейчас… А, Габриэль? – тихо, немного хрипло обронил он, едва заметно скривившись. Уж кто-кто, а маленькая праведница Габриэль всегда негативно воспринимала его образ жизни. Всегда недовольно морщилась и качала головой, так непонимающе, гневно и печально одновременно… Так, как умела только она.
Вот только не засмеялась бы она торжествующе и зло, если бы ей довелось взглянуть в омут пустоты, царивший в душе Рафаэля в такие моменты. Он прекрасно знал это, и от подобного знания становилось ещё горше; Повелительница Вод была невозможно далека от насмешек и злопыхательства, светлая, незапятнанная белая лилия - возможно, единственный образец первозданной чистоты, оставшийся на Небесах.
Очевидная двусмысленность не ускользнула от него: присутствие Габриэли в Брии носило характер сугубо номинальный, ведь душа её была приставлена вечной наблюдательницей за духом мятежной Алексиэли…
А ни он, ни Михаэль, ни Уриэль – никто не сделал ничего, чтобы предотвратить это.
Так было проще.
И потому было гораздо более совестно сейчас, когда тело Габриэли, пустой сосуд, невидяще смотрело вперёд ледяными голубыми глазами…

-До чего же ты дошёл, Рафаэль.
Льдистый упрёк, снежное презрение – вот только в нём нет ни капли запретной гордыни. Лишь горечь, отчего-то бьющая по нервам.
-Посмотри, во что мы все превратились, Рафаэль! Не ты один, а мы все! Пляшем в руках Севофтарта как марионетки, погрязшие в грехах, несмываемой грязью запятнавшие само понятие ангела!..
Габриэль почти задыхается, и от былой печальной холодности не остаётся и следа. Только горькая страсть, сокрушение и сожаление – девятый вал на океанских волнах.
Грязь. Воде положено смывать грязь, и доселе Габриэль – единственная из них! – справлялась с этим. Но что может сделать против системы один ангел, пусть даже в его руках сосредоточена мощь великой стихии?
-Не молчи!..
Слишком жалящий взгляд. Куда исчезла та флегматичная девочка, которой он встретил её? Такая разительная перемена: и в гордой осанке, и в горячей речи, и в царственной красоте, которой блистает её тело…
И только её ладони, как и прежде – отрезвляющая белая прохлада речной гальки, обточенной водой.

Рафаэль поёжился; даже от воспоминаний о ней веяло речной прохладой, той самой, чьё дуновение он почувствовал уже тогда, когда состоялось их знакомство. Тогда Габриэль была маленькой девочкой с непривычно серьёзным, хотя и отчуждённым, взглядом; от неё свежо и остро пахло водой, и весь её облик напоминал о невиданных прежде картинах: о пологом песчаном береге, о кипящей белой пене, о нерушимо спокойном серо-голубом дне, над которым царит непроглядная толща реки и клубится туман. И только одному Богу известно, что за сила таится на этом дне и какой страшной мощи бурю она способна разбудить…
То, что она будет особенной среди них, было ясно с первых мгновений. И она, несмотря на недоступные, непонятные другим ангелам нити, связывающие Стихийных Ангелов, действительно была особенной – единственная женщина среди их четвёрки, единственная, кто был неподвластен грехам, так или иначе сковавшим всех остальных, единственная, кто, без предрассудков, был равно дружелюбен со всеми и открыто радел за справедливость.
За что и поплатилась, глупая, выдохнул Рафаэль. Разумеется, Севофтарт не стал терпеть столь угрожающе сильную противницу, способную поднять против него нижние Небеса.
И потому теперь она была там, где не имела никакого влияния, где ничем не могла помешать белому премьер-министру. Телесно – в запретном Саду Вод, под вечным невидимым надзором серого кардинала Небес; духовно – в Асии, принуждённая вечно умирать и возрождаться без возможности вырваться из этого замкнутого круга.
И это было страшнее молчаливого исчезновения Уриэля, страшнее пламенного гнева Михаэля, от которого страдали все, страшнее его собственных распутных связей - гораздо, гораздо страшнее…
Тихий стук прервал его мысли – настойчивый и одновременно деликатный. Ангел-целитель знал лишь одно существо, способное стучать так.
-Входи, Барбиэль, - равнодушно отозвался он, не ожидая услышать ничего интересного.
Помощница не вошла – торопливо впорхнула и столь же торопливо поклонилась; на мягком её лице царила смесь надежды, смятения и того особенного чувства необходимости как можно быстрее поделиться только что узнанным.
О, как же он ошибался.
-Господин Рафаэль, леди Габриэль пришла в сознание!

@темы: Angel Sanctuary, Стихийные ангелы, уровень 1, I - 1

---

[[Panaceya]]

Автор:  [Panaceya]
Название: Наверное
Фандом: Supernatural,
Герои: семья Винчестеров
уровень 1, сторона 1-3
Пейринг: Дин/Сэм, ОЖП
Рейтинг: PG-13
Жанр: Romance
Размер: drabble
Ключевые слова: "Влюбленность","Право"


В коридоре слышен какой-то шум – будто кто-то наступил на пустой пакет из-под чипсов. Сэм испуганно оборачивается, и, замерев, вслушивается в резкую тишину. Случайные звуки пустой темной комнате - не самое лучшее, что может случиться этой ночью.
Но Сэм, конечно, уже давно не боится темноты. Ему давно не шесть, и к тому же, он прекрасно знает, что там действительно кто-то может быть, как ОНО может выглядеть, и пистолет какого калибра лучше подойдет для этой твари.
Сэм боится, что Дин не спит.
Он в четвертый раз набирает номер и слушает гудки, прижав трубку плечом. Во всей его позе – настороженность и напряженность, чтобы в случае чего можно было спрятать мобильник и убежать в комнату.
Она берет трубку после четвертого гудка.
- Алло.
Кристи красивая. У нее ярко-зеленые глаза и густые каштановые волосы. А еще она такого маленького роста, что Сэм до сих пор не верит, что ей - как и ему - семнадцать. Она смешно грозиться убить его при каждом удобном случае, довольно грозно вздернув подбородок – и Сэм улыбается. Наверное, это важно. Наверное, она ему нравится, и это стоит ночного звонка и – в худшем случае – взбучки от отца или Дина.
- Привет, Кристи, это я, Сэм…Ты не спишь?
- Конечно нет, Сэм, - говорит она, и Винчестер с облегчением вздыхает. – Сейчас же два ночи. В это время я обычно играю на скрипке и в печали ожидаю твоего звонка. КАКОГО ХРЕНА, СЭМ?!
Сэм непозволительно громко смеется, и, спохватившись, прикрывает рот ладонью. Наверное, он влюблен – по венам приятно разливается тепло.
- Давай встретимся завтра?
- Зачем?
Сэм мнется – он совершенно не умеет приглашать девушек на свидания. Да что там говорить – он вообще никого никогда не приглашал на свидания и слабо представлял себе, что будет делать потом – если она согласится. В его руках, как всегда, была только теория и опыт Дина, которым тот щедро делился после каждой весело проведенной ночи. Что несказанно раздражает – непонятно, из-за зависти или еще чего-то.
- Ну сходим в кино… Куда ты захочешь. Просто так…
- Как это мило, Сэмми.
У Сэма в желудке будто что-то обрывается. Он оглядывается, чуть не уронив трубку. Дин стоит, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки на груди и улыбается. Глаза отливают зеленым даже в темноте – и эти искры не предвещают ничего хорошего.
- Кристи, я тебе перезвоню, - шипит Сэм в трубку, внутренне собираясь, готовясь к схватке. Они не часто дерутся с Дином и почти никогда – всерьез, но словесный поединок ему обеспечен.
- Винчестер, ты ополоумел?! Да пошел ты… Я убью тебя..!!!
Сэм нажимает на отбой.
- Какая прекрасная иллюстрация к учебному пособию «Как оскорбить девушку за две минуты». Прелестно, Сэм. Зачем ты повесил трубку? Я бы послушал, - Дин переминается с ноги на ногу, и улыбается.
- Заткнись.
- Малявка, - шепчет Дин, его голос похож на треск поленьев в костре – такой же теплый и сухой. Он потягивается вверх, и серые спортивные штаны сползают вниз, держась лишь на тазобедренных костях, и Сэм не может оторвать взгляд. – Ты больше ей не позвонишь.
- Мечтай, Дин. Какого черта, а? Какого черта ты вечно лезешь не в свое дело?! – Сэм кричит, срываясь на фальцет – ему жгуче и как-то совершенно по-детски обидно. Примерно как в те моменты, когда Дин забирал у него его порцию хлопьев, не брал с собой на прогулки, не разрешал кататься на велосипеде…
- Я взрослый, Дин! – кричит Сэм, хотя его же мысли противоречат ему. – Я взрослый и буду делать так, как я захочу!
Дин улыбается и молчит. Снисходительно – так, чтобы не распалить в Сэмми еще более жгучую злость. Он совершенно спокоен, и Сэм знает – через пару секунд он скажет ему что-либо – и тысячекратно будет прав. Потому что он старше.
Наверное, в эти секунды он почти ненавидит Дина.
- Почему тебе можно, а мне нельзя? Ты таскаешь девчонок по барам, а я….Я не могу даже… - Сэм пытается, но не может облечь в слова то, что происходит – нет, не между ним и Кристи, между ними как раз не происходит ничего – а в нем, в самом Сэме.
- Потому что они – одноразовые. Я не отношусь к этому так серьезно, как ты, братишка. – Дин подходит ближе и поднимает руку – видимо, чтобы потрепать Сэма по волосам, но младший Винчестер уворачивается от этого жеста. – Мы все равно уедем отсюда. Через неделю, месяц… Не важно. Мы не имеем права на привязанности. – Дин пожимает плечами. Как он только умудряется, с ростом ниже Сэма – за последний год он здорово вымахал и теперь Дин дышит ему в шею при разговоре – как же он умудряется смотреть на него сверху вниз? Сэма съеживает, потому что он знает – брат прав. И тут же распрямляет обратно – как пружину. Потому что Сэм гордый и просто не может оставить последнее слово за братом.
- Это Я не имею права. И у тебя и у отца – прав всегда достаточно. А я – ты должен, Сэмми, ты обязан, это наша работа, Сэмми… Достали!!! А я хочу…хотя бы научиться, надо мной в школе смеются уже. Дин, это идиотизм какой-то…Почему я не могу? Что случится с того, что мы встретимся и погуляем с ней?
Дин подходит еще ближе – его дыхание касается шеи, от чего кожа покрывается мелкими мурашками. Воздух вдруг становится густым – его трудно вдыхать и выдыхать, и сердце Сэма стучит гулко и медленно от недостатка кислорода. Сэм облизывает пересохшие потрескавшиеся губы.
Дин молчит, видимо, подбирая достаточно убедительный аргумент.
- Видимо, потому, что мы с отцом желаем тебе лучшего. Тебе же будет больнее от этих «влюбленностей»
Это его «мы с отцом» звучит так нелепо, что Сэм еле держится, чтобы не рассмеяться.
- Дин, прекрати играть в мать Терезу. Мне все равно.
-… или же просто потому, что я этого не хочу.
Сэм смотрит на брата во все глаза. Искорки пляшут на ярко-зеленом, только Дин умеет улыбаться так – одним взглядом, одними морщинками вокруг глаз. И Сэм понимает, что у Дина глаза цветом такие же. Как у Кристи. Хотя нет. Это у нее были ЕГО глаза.
- Чертов эгоист.
- Сучка.
- Придурок.
Дин приподнимается на цыпочки и властно наклоняет голову Сэма к своим губам, целуя сразу – жестко и жарко, жадно врываясь языком в рот. Так, что у Сэма подгибаются колени. Может, это и хорошо – теперь они, наконец, одного роста.
Дин толкает Сэма к стене и прижимается лбом к его лбу. Дразнит– только горячо дышит ему в губы. Сэм не выдерживает и поддается сам – касается нижней губы брата языком, неумело, неловко – с Дином все как-то совсем по-другому, не так как с редкими девчонками, попадавшимися Сэму на вечеринках. Жарче. Яростнее. Так как нужно. Дин держит его руки на головой, а пальцами левой руки аккуратно очерчивает подбородок Сэма.
Дин отрывается от Сэма, посмеиваясь.
- Ты ей больше не позвонишь, - он чмокает еще раз Сэма в потрескавшиеся губы, мокро и будто издеваясь.
Дин разворачивается и идет на кухню. Там, в темноте, он гремит чашками, чиркает спичками, открывает холодильник, но до Сэма эти звуки доносятся, как сквозь толщу воды – в голове шумит, губы горели, а внизу живота словно бросили раскаленный солнцем тяжелый камень.
- Собирай вещи, Сэмми. Звонил отец. Утром выезжаем в Алабаму. Ты кофе будешь?
Сэм тихо сползает по стене вниз, трогая пальцами припухшие губы. В эту секунду он понимает, что то, что произошло пару мгновений назад – именно то, чего ему больше всего хотелось. Это то, что было ему нужно. И ни он, ни Дин об этом не жалеет. Не наверное, а совершенно точно.

- Алабама, - говорит Сэм. – Опять гребанная Алабама.

@темы: 1 уровень, Supernatural

---

[Локи 7281]

Автор:  Локи 7281
Название: Часовой механизм
Фандом: Bleach
Ключевые слова: Испытание, Там, Круг, Ты нарываешься
Уровень сложности: 3
Пейринг/Герои: Хирако Шинджи, Саканадэ, Саругаки Хиори
Дисклеймер: Не мое
Объём: две с половиной тысячи слов
Жанр: Ангст, Дарк
Рейтинг: PG
Саммари: "А-а-а ба-абочка крылышками бяк-бяк-бяк-бяк..." (с) Обыкновенное чудо
Авторские примечания: POV Хирако

Часовой механизм

Больше всего на свете я ненавижу часы. Их навязчивое тиканье, прыгающие стрелки, маятники, кукушки... Песочные, водяные и солнечные часы. Маленькие и большие. Дорогие старинные и дешевые, с барахолки в генсее. Они - как хлысты хозяев над рабски склоненными спинами, подгоняют, заставляют спешить-спешить-спешить... на собственные похороны.
Даже сломанные, часы напоминают об упущенных возможностях, шансах, которыми ты бы непременно воспользовался, если бы успел. А это значит, что надо бежать быстрее. Еще быстрее!
"Тик-так!" - щелкает хлыст в очередной раз, и ты чувствуешь, что боишься куда-то не успеть. Ты и понятия не имеешь, куда тебе надо торопиться, но уже деловито бегаешь из угла в угол.
"Тик-так!" - снова щелчок хлыста, и у тебя почти паника. Быстрее. Быстрее!
Я называю это синдромом Белого Кролика. Вы понимаете, о чем я?

Кроличья нора бесконечно глубока. В ней нет ни верха, ни низа, ни права, ни лева. Я падаю в нее почти каждый день. На дне находится мой внутренний мир.
Там темно, и только большие крупные звезды освещают его. Созвездий там, правда, тоже нет. Звезды перемещаются по небу, иногда быстро, словно светлячки у лампы, а иногда почти незаметно.
А бывает так, что и звезд нет.
Земля здесь - бесконечная шахматная доска, квадраты которой усыпаны темным и светлым песком. И он никогда не перемешивается. Если перенести горсть белого песка на черную клетку, песок мгновенно потемнеет, и наоборот. Я сотни раз пытался, я знаю, о чем говорю.
Мой меч - Саканадэ — хрупкая маленькая девочка в черно-белом домино и с театральной маской на лице. Половина этой маски смеется, а другая - плачет. На шее у девочки висят карманные часы-луковица на длинной цепочке. Саканадэ - ферзь обоих шахматных армий. Она ходит, как хочет, и ей наплевать на меня. Для нее я - всего лишь! - король. Так она говорит.
Я ругался с ней, дрался и спорил до хрипоты, и только потом понял. Я хреново играю в шахматы, мне не сразу пришел в голову ответ. Как бы не был силен и самодостаточен ферзь, король - главнее. А Саканадэ... Ей просто нравится гладить меня против шерсти. И чем больше я раздражаюсь, тем больше ей это нравится.
Саканадэ нелогична и непоследовательна. Может показаться, что она капризна, но это не так. Она просто насмехается. Чаще всего надо мной.
Саканадэ никогда ни в чем мне не отказывала. Но и ничему не учила.
Она с радостью сообщила мне свое имя по первому моему требованию. Я не услышал. Саканадэ засмеялась и пальцем написала его на песке. Точнее, просто нарисовала какие-то значки, смутно напоминающие иероглифы, и сказала, что это ее имя. Я покрутился вокруг, но так ничего и не понял.
Прошла прорва времени до того момента, когда я догадался прочитать эти значки зеркально.
Наконец, я мог позвать ее.
Саканадэ сразу же откликнулась на мой зов, без нравоучений и капризов. А потом забавлялась, наблюдая, как я барахтался в собственном шикае, как муха в сиропе.
Я потребовал банкай - Саканадэ лишь пожала плечами. В тот день я угодил в четвертый отряд с крайней степенью истощения реяцу. Мне понадобился месяц, чтобы прийти в себя. Банкая я тогда, естественно, не достиг.
Я попросил у нее совета - она подкинула монетку.
Единственный мастер-класс, который я без труда получил от нее, был по сарказму.
Иногда мне кажется, что я играю с ней в бесконечные шахматы и вынужден разбираться в правилах на ходу. У меня до сих пор сохранилось ощущение, что я забиваю гвозди микроскопом.

Саканадэ сидит на песке, поджав под себя ноги, и медленно раскачивается из стороны в сторону.
- Шин-джи, Шин-джи, - повторяет она. - Шин-джи, Шин-джи.
Насмехается. Я смотрю на нее исподлобья, не скрывая раздражения. Ей нравится выводить меня из себя.
Ей вообще нравится все ставить с ног на голову. Этим она похожа на Хиери.
- Давай попробуем, Шинджи, - предлагает Саканадэ, на мгновение замерев. - Ну скажи: "Бан-кай".
Голос у нее ласковый и спокойный, так разговаривают с маленькими детьми, уговаривая их съесть еще ложечку.
Я цежу сквозь зубы что-то непечатное и поворачиваюсь к ней спиной.

Банкаем я овладел еще до того, как выслужил лейтенантский шеврон. Нет ничего в моей жизни, о чем я жалел бы больше. И чего больше боялся.
Я тогда только стал шестым офицером отряда. Подумать только, вчерашний рядовой, а сегодня уже шестой! Да я сам себе завидовал!
Мне дали мое первое задание в качестве командира: проверить один генсейский район, где по слухам завелась какая-то нечисть, и в нагрузку выделили шестерых рядовых. Когда мы туда прибыли, я офигел от концентрации реяцу пустых. Но отступать было поздно, завязалась драка.
Дальше помню только, как тащил на себе одного из рядовых, а впереди кто-то судорожно пытался открыть сейкаймон. А потом темнота.
Позже, уже в палате Четвертого отряда, мне сказали, что трое вообще не вернулись. А паренек, которого я вытащил, умер ночью от ран и страшного истощения реяцу.
Я тогда чуть с ума не сошел. Мне все казалось, что это я виноват в их смерти, будто я что-то мог сделать лучше: прикрыть, спасти, - и не сделал. Из-за затяжной депрессии мои раны заживали медленно, гноились и болели.
Тогда я и бросился к Саканадэ. За помощью. Шут его знает, чего именно я хотел: чтобы она меня пожалела или, наоборот, избила до полусмерти. Но она поступила иначе - помните, я говорил, что она никогда и ни в чем мне не отказывала?
Саканадэ дала мне банкай, на этот раз по-настоящему. Но, как всегда, ничему не научила. Сказала, сам разберешься.
Банкай! Мне - тогда еще совсем мальчишке!
Я помню все, как будто это было вчера. Реяцу закручивалась вокруг меня в тугие узлы, клокотала в горле, мешая дышать.
Я будто бы раздвоился. С одной стороны, я видел и слышал все, что происходило вокруг меня. С другой, я стоял посреди шахматной доски и смотрел, как в небе звезды сбивались в кучу и превращались в маятник без часов, который медленно, словно нехотя начинал раскачиваться.
Саканадэ встала в полный рост и гордо расправила плечи. Уже не девочка, но женщина, красивая той смертоносной красотой, что отпугивает мужчин хуже уродства. Маска упала к ее ногам, и я увидел на широко распахнутых глазах Саканадэ бельма. Она была слепа!
Мои губы сами по себе прошептали "Банкай", и резкий порыв ветра пронесся по моему миру, перемешивая песок на клетках и заставляя его мерцать от резкой смены цвета.
За спиной Саканадэ распустились, как лепестки цветка, огромные крылья, похожие на крылья бабочки. Вот только одно из них было черным с белым пятном у верхнего края, а второе - белым с черным пятном. Я вздрогнул, узнав символику - дао.
А потом все стихло, чудовищное напряжение спало, оставив меня разбитым и совершенно измученным. Я рухнул на колени, тяжело дыша. Вместо меча мои руки сжимали карманные часы-луковицу, что раньше болтались на шее у Саканадэ.

Моей первой реакцией были растерянность и разочарование. Покрутив часы в руках и ничего при этом не поняв, я выругался и досадливо бросил, что лучше бы я и не соглашался на должность шестого офицера.
Мир вокруг поплыл, краски смазались и смешались, желудок скрутило, и через мгновение я обнаружил себя лежащим на своей койке в казарме.
- Эй, Шинджи! - кто-то окликнул меня. Голос был смутно знакомый. - Тебя капитан хотел видеть. Похоже, - усмешка, - тебя хотят повысить.
Все еще ничего не понимая, я слез с койки и отправился в кабинет капитана. Всю дорогу меня преследовало ощущение де-жа-вю, будто все это уже было со мной, просто...
Тут меня осенило: это и правда уже было. Конечно, меня повысят! До шестого офицера. В этом и состояла сила моего банкая - в прошлое, на сколько реяцу хватит!

На этот раз я попросил капитана дать мне больше людей - сослался на дурные предчувствия перед первым заданием. Капитан усмехнулся и отправил со мной девятерых. Я обрадовался: я знал, на что шел, знал, что нас там ждет, и верил, что все смогу.
В тот раз вместе со мной вернулось трое.

После этого я совсем сбрендил. Снова активировав банкай, я притворился больным, и капитан, поверив мне, отправил в генсей седьмого офицера и двенадцать человек рядовых.
Ночь я провел без сна, забившись в угол и дрожа от истерики, как девчонка. Мне все мерещились окровавленные трупы и раззявленные пасти пустых. Я ненавидел себя за трусость, презирал, но ничего не мог с собой поделать. Мне казалось, что, если я не пойду в генсей сам, ответственность за тех ребят ляжет на плечи кого-нибудь еще. Седьмого офицера, скажем.
Из отряда, посланного на задание, не вернулся никто.
Тогда я поклялся, что никогда больше не буду использовать банкай.

- Ты хочешь начать все сначала? - спрашивает Саканадэ, заранее зная, что я не отвечу. - Айзен тебе не ровня, даже со всеми его иллюзиями. Стоит тебе только пожелать, и ты сможешь разыграть эту партию с самого начала. Как думаешь, Шинджи?
Я молча скреплю зубами. Однажды я не смогу противиться искушению, и тогда... Черт возьми, самое сложное - это бездействовать. Но риск слишком велик.
- Ты сомневаешься, - довольно отмечает Саканадэ. - Хочешь, я брошу монетку?
...и она непременно встанет ребром. Нет, не хочу. Это решение, которое я принимаю сам. Каждый раз, оказываясь на дне кроличьей норы.
- Ха-ха! - Саканаде смеется резко, на выдохе, и это тоже похоже на тиканье часов.
По спине пробегает неприятный холодок, а это значит, что скоро сюда заявится мой пустой. Мой Чеширский кот. У меня нет ни желания, ни сил встречаться с ним, поэтому я покидаю свой внутренний мир.

Чтобы избавиться от комплекса вины, мне пришлось сильно поработать над собой. Тогда я решил, что клин клином вышибают и, вместо того, чтобы покинуть офицерскую должность, рванул наверх по карьерной лестнице.
Я долго учился не бояться ответственности, хватаясь за любую возможность лидерства. Я занимался с новобранцами, ходил на задания во главе отрядов, даже одно время преподавал в академии. Я с маниакальным упрямством шел вперед. Сначала было совсем невмоготу, перед глазами так и стояли те ребята, которых я не уберег. А потом ничего, говорят же, что ко всему привыкнуть можно. Я и привык.
Постепенно мой страх сгладился и исчез совсем.
Вопрос о банкае мне впервые задали, когда я стал лейтенантом. Я мысленно послал Саканадэ к меносам и, не моргнув глазом, соврал. Мой капитан погиб через шесть лет. В то время людей не хватало, в генсее не утихали войны и свирепствовали эпидемии, уносившие тысячи жизней ежедневно. Пустые росли, как грибы после дождя.
Потеря лидера в отряде была серьезной проблемой, которой было совершенно некогда заниматься. Капитанское хаори я получил по рекомендациям, хотя и напрочь отказался демонстрировать банкай. Но это как раз командный состав Готея мог понять - мало кто захочет раскрыть все свои карты - и мой отказ был воспринят, как должное.

После недолгих поисков я нахожу Хиори в парке на скамейке. У нее покрасневшие глаза и дрожат губы.
Не вынимая рук из карманов штанов, я сажусь рядом.
- Опять ревела? - спрашиваю я.
- Ты нарываешься, - зло шипит Хиори, пряча взгляд.
В ответ я невесело усмехаюсь и немного неловко притягиваю ее к себе. Она неожиданно доверчиво утыкается лицом мне в плечо, ее плечи слегка подрагивают.
- Иногда мне кажется, что я уже сошла с ума, - шепчет Хиори. - Я так больше не могу. Я не выдержу!
Пустого в собственной душе невозможно ни убить, ни запечатать. Его можно только сдерживать. Долго ли? Как получится. Вы когда-нибудь пробовали удерживать за ошейник бойцового пса, рвущегося в драку? И на сколько хватило ваших сил?
В голове крутятся слова Саканадэ. Я знаю, что не должен ничего говорить Хиори, но...
- Скажи, а если бы тебе предложили начать все сначала, ты бы согласилась? - не сдержавшись, все же спрашиваю я.
- Еще бы! - зло бросает Хиори, тут же отстранившись от меня. - Да только кто предложит?
Она уходит, а я остаюсь сидеть на лавке, один на один со скребущейся в душе, как кошка взаперти, Саканадэ.

Если Айзен способен управлять всеми пятью чувствами жертвы, то в моей власти - четыре измерения реальности. Мы стоим друг друга. Иногда мне действительно становится интересно, кто сильнее: я или он? Саканадэ или Кьека Суйгецу?
Мысли совершают круг и возвращаются к словам Саканадэ: хочу ли я начать эту партию сначала? Когда-нибудь я не выдержу и отвечу: "Да".
Я чувствую, я - бомба с часовым механизмом. В моей душе Саканадэ отсчитывает секунды, а пустой смеется, предвкушая взрыв.
Я дышу. Вдох-выдох. Тик-так.

У меня дрожат руки и сохнет в горле. Айзен усмехается. Я почти готов сорваться с места и сломя голову кинуться в драку. Но не могу отпустить холодеющей ладошки Хиори.
У Уноханы мягкий тихий голос и грустные глаза. Она идеально подходит для того, чтобы сообщать скверные новости.
- Шинджи... Я знаю, это тяжело, но действительно ничего нельзя сделать. Хиори умирает. Она не хочет жить, что-то мешает ей.
На мгновение я забываю, как дышать. Вдруг становится очень жарко. Потом холодно. И снова жарко.
В голове шумит кровь, краем сознания я слышу, что меня кто-то зовет. По эту сторону. А еще я слышу резкий хохот, похожий на скрежет гвоздя по стеклу, и вторящий ему визгливый смех. По ту сторону.
"Ай-зен, Ай-зен, Ай-зен", - тикают часы, и маятник раскачивается все быстрее. Я стою на краю кроличьей норы, и мне остается сделать один шаг.
Я несколько раз открываю рот, но так и не произношу ни звука. Будто бы я забыл и никак не могу вспомнить нужного слова.
Я поклялся.
Пальцы крепко сжимают рукоять меча, лоб покрывается испариной. Язык немеет и словно разбухает, так, что едва помещается во рту. Я дышу, как собака после долгого бега. И это только начало.
Никогда.
На меня наваливается тяжесть собственной реяцу, концентрирующейся вокруг. Еще немного, и она взорвется, не выдержав давления.
Не делать этого.
Я резко выдыхаю. Голоса нет. Жарко. Холодно. Жарко-холодно-жарко. Одними губами беззвучно шепчу: "Банкай".
Маятник замирает. Смех обрывается.
Саканадэ расправляет крылья.

@темы: Bleach, Весь фандом, 3 уровень, I - 3, II - 4, Bleach

---

[CheshiNeko]

Автор:  CheshiNeko.
Название: Шиповник.
Фэндом: Code:Breaker.
Ключевые слова: собственничество, сильный запах, необходимо.
Уровень сложности: 2 уровень.
Дисклеймер: персонажи принадлежат Акиминэ Камиджё.
Рейтинг: R.
Пейринг: Огами/Сакура.
Размер: 345 слов.
Описание: короткая зарисовка на тему сложных отношений. Не хватает рейтинга, чтобы назвать сматом, и не хватает сюжета, чтобы назвать романсом.

читать

Он относится к ней как к собственности, к вещи, что-то вроде подставки для шляпы, но не сказать, чтобы она обижалась - если подумать, так было с самого начала, и это ее собственный промах - полюбить всем сердцем такого придурка.
Он рассматривает ее со всех сторон, как статую в музее, а у нее, девушки с силой тролля, руки дрожат и кровь в висках стучит.
Ох, дура-дурой.
Нужно что-то с этим делать. Не нужно даже, а просто необходимо.
Необходимость кольцами ложится на запястья, а сделать шаг слишком трудно - кажется, он так долго считал ее неподвижной вещью, что она сама в это поверила.
Но - надо, очень надо вырваться из этого замкнутого круга...
Поэтому она делает и шаг, и другой, и садится рядом, и хватает его за плечи, чтобы не сбежал, никуда, никогда, и целует его, страстно, долго и глубоко, и в голове на секунду вспыхивает - смыть с его губ прикосновение той, другой женщины, и доказать, себе, ему и всем, кто здесь и чей.
В конце концов, пришло ее время быть собственницей.

А потом можно окунуться в запах шиповника, который он носит с собой, но который так сложно почувствовать. Сейчас аромат неожиданно раскрывается, на губах - терпкость, его руки смыкаются за спиной, холодная левая и теплая правая, и Сакура оказывается на полу - следовало бы помнить, что она не единственная здесь с ненормальной силой, но это уже неважно, когда запах шиповника дурманит голову, ледяные пальцы касаются живота, и на спине Огами - сеть тонких царапин, и друг от друга не оторваться, и его глаза - темное море, а одежда мешается, и зачем она столько всего напялила, дура, вот Рэй куда умнее, рубашка да брюки, а она спиной чувствует, что у него руки трясутся расстегивать лифчик, но это ничего, он справится...
На бедрах и ягодицах, наверное, останутся синяки, и рвать трусики было вовсе не обязательно, но уже ладно, ладно, когда она прикусывает губу от боли и наслаждения, все, кроме ее любимого мужчины, теряет смысл и значение.
Горячо, сладко и терпко.

Даже завтра утром, уткнувшись носом в свое запястье, она почувствует сильный запах шиповника, оставленный прикосновениями Огами.
Рэй навеки выгравирован по ее коже, как и по сердцу.

@темы: 2 уровень, Code:Breaker, Сакуракоджи Сакура, уровень 2, I - 2

---

Баннеры!

[горган]

Ребят, если что-то не нравится, скажите - я исправлю =) Баннеры делала до этого очень давно.

Красный Китайский Дракон закончил таблицу Bionic Woman, Сара Корвус, 3 уровень, сторона I - 5, сторона II - 4!

~LilianaDC~ закончила таблицу Fullmetal Alchemist (TV-2 & manga), Рой/Риза, 1 уровень, сторона I - 3.

Поздравляю!

@темы: organisation

---

[Лилльян]

Автор: Лилльян
Бета: darksworder
Название: Святой
Фандом: D.Gray-Man.
Ключевые слова: Переписка, вскоре.
Уровень сложности: 1.
Дисклеймер: не мое.
Рейтинг: G.
Персонажи: Аллен, семья Ноя
Жанр: ангст, драма.
Размер: 1299 слов.
Предупреждения: переход Аллена на сторону Ноев. Потом. А так же ООС, АУ.

Глава 2

Лувелье подносит ко рту чашечку с чаем и неспешно отпивает глоток ароматного напитка.
Прекрасно.
Крепкий, с тонкими нотками экзотических трав и фруктов, с чуть вяжущим послевкусием.
Аромат чая еще шикарнее, чем вкус, поэтому инспектор неспешно вдыхает легкий парок и только после этого ставит чашку на стол.
Отличный сорт, и стоит соответственно.

Инспектор кидает взгляд на отложенную только что папку.
Белая пластиковая, с чуть погнутыми краешками и размашисто-неаккуратной надписью «Аллен Уолкер. Досье» на корешке. И каким-то неуловимым чутьем инспектор ощущает, что не доверяет этой... пародии на личное дело. Вроде бы оформлено все по правилам, а какая-то неуловимая аура фальши все равно намертво въелась в корочки и подшитые листы бумаги. Да и внутри содержание полностью соответствует первому впечатлению – вроде и четкое, хорошее, а что-то неуловимо портит впечатление, заставляет присмотреться в поисках подвоха.
Лувелье ставит локоть на подлокотник и опирается подбородком о ладонь, анализируя только что прочитанные сведения.
Он ведь должен быть беспристрастен. Как бы ни раздражал Уолкер его лично, до тех пор, пока тот выполняет свой долг экзорциста – Лувелье не должен отстранять его от работы.

«Еще до его появления генерал Кросс прислал письмо с наилучшими рекомендациями... Достойный ученик...»
«Проявил себя исключительно с положительной стороны ...»
«Все задания Черного ордена выполнял безукоризненно, стараясь свести все возможные жертвы к минимуму. Не проявлял жестокости и пренебрежения к человеческим жизням.»
«В коллективе дружелюбен, и никогда не являлся причиной конфликтов».

Да этот Уолкер просто святой. И именно эта святость портит все впечатление.
Лувелье недовольно кривится.
Да уж, Комуи перестарался, явно перестарался. Вроде и не наврал в изложении фактов, но все равно умудрился изложить все слишком уж однобоко. Конечно, инспектор не настолько глуп, чтобы сразу и безоговорочно верить словам смотрителя. Но и без оснований отвергать все и полностью – не меньшая глупость.
Самым верным будет допустить, что Комуи и в самом деле думает так, как он написал в досье. И постараться увидеть и понять то, что мог бы скрывать Уолкер, раз он умудрялся именно так выглядеть со стороны.
Память сама собой выхватывает слова из прочитанного отчета, еще раз акцентируя на них внимание инспектора.
«Сильный… Легко налаживает контакты… Быстро обучается… Предан идеалам и целям Ордена.»
Да конечно.
Лувелье прикрывает глаза, вспоминая виденную собственными глазами картину.

Мальчик, едва разменявший пятнадцать лет, стоит перед своими друзьями, где почти каждый обязан ему жизнью. А затем - вежливая улыбка и леденящая душу просьба убить его, если он обратится в Ноя.
У Лувелье сводит зубы при одном воспоминании об этой показушной сцене.
В тот момент в комнате только Аллен выглядел уверенным и собранным. А вот его друзья, все эти «Воины господа», были растерянны и смотрели на Уолкера чуть ли не со слезами на глазах.
Ну вот какой поганец, а! И благородно как все обставил! У кого из бойцов после этого поднимется на него рука? А уж обещание, обещание, что он этого не допустит! Теперь экзорцисты, если им будет отдан приказ убить Ноя, будут медлить, надеясь, что Аллен все же очнется, ведь он обещал.
А ведь подчас и секундное промедление грозит смертью и полным крахом планов.

Поверх белой папки Комуи ложится следующий отчет. Кожаный переплет и внутри четко изложенное беспристрастное наблюдение, записанное в сухой официальной манере.
Подшивка отчетов Говарда Линка.
Ворон, с детства воспитанный в покорности Ордену. Его докладам веры должно быть больше, чем запискам смотрителя Ли.
Но, но, но...
Если в первых отчетах свозит настороженность, то в последующих – все та же вяжущая на зубах симпатия, что и в докладах Комуи. И не очень-то понятно, отчего создается это впечатление. Все описанное в отчетах – правда, до последней запятой. И с выводами Линк не перебарщивает, оставляя это на совести Инспектора. Прекрасно выполнив задание «наблюдать», ворон, тем не менее, попал под обаяние Уолкера.

Со вздохом откинувшись на спинку кресла, инспектор закрывает глаза, вспоминая виденного еще сегодня утром Уолкера.
Тот и в самом деле ведет себя, как образцовый экзорцист. Но при этом его игра просто очевидна.
Притворщик, лицедей, с детства приученный играть, который, возможно, и сам не осознает своей «ненастоящности». Ной уже утвердился в его душе, уже практически захватил сознание и, Лувелье в этом уверен, просто выжидает, выискивая лучший момент для внезапной атаки.
Инспектор улыбается.

Приятно опередить врага на шаг, перехватить руку, еще только заносимую для удара.
Ной решил внедриться в Черный орден через одного из экзорцистов? Неплохой план. В конце концов, война, это не только честный бой, но и интриги, шпионаж, удары в спину.

Инспектор перекладывает листы, еще раз прокручивая в голове возможные варианты событий.
- Ну-с, мистер Четырнадцатый, - Лувелье улыбается, - вы попались.

***

Уолкер просыпается среди ночи. Чутье бьет тревогу – кто-то зашел в комнату, и хотя не слышно ни звука, но чужое присутствие ощущается слишком ярко, чтобы быть сном.
- Аллен, - Роад, едва вынырнув из темноты, ступает в пятно света, струящегося от луны, через окно в комнате экзорциста. Девочка несколько секунд стоит, словно не зная, чего ждать от Аллена, и смотрит на него так, будто не знает – подойти к нему ближе или убежать. Уолкер еще успевает подумать, что, наверное, впервые видит ее такой растерянной, а маленькая Ноя уже тряхнула головой, как бы отгоняя от себя несвойственную ей задумчивость, и бросилась на шею к мальчику.
- Я так рада видеть тебя, Аллен!
Вот сейчас перед ним – настоящая Роад. Аллен первые секунды пытается отстранить от себя девочку, но это как всегда не получается.
- Роад!
Ноя сама отпускает экзорциста и отступает на шаг назад.
Аллен оглядывает комнату, ожидая увидеть еще кого-нибудь из семьи Ноя, но Роад, словно услышав его невысказанный вопрос, усмехается и спешит ответить:
- Я одна.
И сразу же. Без перехода на другую тему хватает Алена за руку и тянет с кровати к двери. Двери в ее личный мир, сейчас засветившейся алым.
Уолкер поднимается с кровати и даже делает шаг за Роад, пребывая в какой-то странной прострации от всего происходящего. С немного истерическим смешком он думает, что его, видимо, пытаются похитить прямо из Штаба Четного Ордена.
- Роад, подожди, - экзорцист замирает как вкопанный. – Я никуда не пойду. Что ты сама здесь делаешь?! С минуты на минуту тебя засекут!
Ноя понимает, что первый момент неожиданности прошел и теперь этому упрямцу придется еще и объяснить, что же происходит. А ведь времени в обрез!
Ноя небрежно подхватывает с кресла лежащую на нем форму экзорциста и бросает в него.
Аллен перехватывает комок одежды, одновременно касается рукой головы. Может все-таки сон? А если так, то уже самое время проснуться.
Роад, уже начиная терять терпение, протягивает руку к Аллену.
Сейчас видно, что она все еще продолжает нервничать. Возможно из-за опасности или какого-то задания, да мало причин. Для того что бы нервничать?!
- Собирайся уже и пойдем. За тобой придут утром, - Ноя берет Уолкера за руку, - идем уже! Я тебя выведу.
Ни объяснения, кто ему угрожает.
Или хотя бы, почему она хочет его спасти.
Ничего.
Просто «собирайся и пойдем».

Парень мрачно смотрит на Роад.
- Я никуда не пойду.
- За тобой придут Вороны. Утром, пока еще не встанет солнце. – Роад говорит громким шепотом. Ее пальцы до боли стискивают запястье экзорциста, но даже этого мало для того, чтобы он пошел за ней.
- Ты это точно знаешь?
- Да! – девочка впервые срывается на почти что вскрик. А у Аллена уже начинает болеть голова от этого спектакля.
- Ты это у Лувелье спрашивала?
- Мне незачем спрашивать.
Девочка подходит к Аллену, смотрит на него непривычно серьезно, касается кончиками пальцев седых волос.
- Мы, Нои, слишком долго живем среди людей. И слишком хорошо их знаем.
Уолкер устало вздыхает.
- Уходи. Я никуда с тобой не пойду.

Он ожидал пинка, удара, крика. Но не обреченного, почти обиженного молчания, а сразу за ним:
- Граф так и говорил... – девочка всхлипнула, - как хочешь... вскоре сам к нам придешь...
Ноя пропадает вместе с вратами в другой мир, и Аллен переводит взгляд на окно, за которым сейчас разгорается рассвет.
- Ну что за глупость...
Едва слышимый звук раскрываемой двери.
Аллен устало поворачивается, чтобы посмотреть на посетителя и успевает заметить только взметнувшуюся во взмахе руку, обтянутую черной перчаткой, да тонкие полоски бумаги, испещренные странными письменами.

@темы: D.Gray-man, 1 уровень, D. Gray-man, Аллен, семья Ноя, 1 уровень, I - 4

---

2 строка

[Shi-Ki_Kidder]

Автор: Shi-Ki_Kidder
Название: It’s – possibly.
Фандом: Nurarihyon no mago
Ключевые слова: даже не думай, трудности, или нет, блеск.
Уровень сложности: 3
Дисклеймер: я здесь ничто, никто и звать меня никак)
Рейтинг: детский.
Пейринг: Ночной Рикуо/Дневной Рикуо
Жанр: романс
Описание: это – возможно.
Предупреждения: автор почти принципиально не пишет рейтинг.
------
- Так как ты думаешь – я справлюсь?..
Рикуо прикрывает глаза, блеск воды слишком ярок. Солнце золотит волны, и они искрятся, лениво перекатываясь от берега до берега.
- А куда ты денешься?- усмехается Ночной и поднимает взгляд вверх, на светло-голубое предзакатное небо,- Трудности всех закаляют.
- Или нет…,- вздыхает Рикуо и устало склоняет голову к плечу Ночного.
- Или нет,- эхом отзывается Ночной и неожиданно уворачивается от прикосновения Третьего.
Рикуо улыбается и откидывается назад, на теплый прогретый солнцем песок. В глазах Ночного – золотой блеск, хотя должен быть алый, но солнце, солнце, светит, жарко, ярко…
- Я не справлюсь?..- спрашивает Рикуо, вновь прикрывая глаза.
Тонкие пальцы пробегают по юката, собирая складки, чуть дергают за ворот и цепко сжимают ухо:
- Будешь ныть – точно не справишься.
Рикуо возмущенно фырчит:
- Я не ною…
- Я знаю,- Ночной улыбается и, склонившись, легонько целует в губы.
Рикуо жмурится от удовольствия, теплый песок греет спину, солнце блестит на белых волосах, и по небу пробегают алые-алые лучи, закатные яркие лучи…
- Даже не думай, что я отступлю,- шепчет Рикуо и тянет руки к Ночному, пытаясь обнять за шею.
- Я не думаю,- усмехается Ночной и поддается своей Дневной половинке,- Я знаю.

@музыка: Gackt - Ghost

@настроение: уруру)

@темы: Nurarihyon no mago, Ночной/Дневной Нура, 3 уровень, I - 5, II - 3

---

[Christmas Deer]

Автор:  Christmas Deer
Название: Фото
Фандом: Glee
Ключевые слова: разочарование, забудь, мало, не верю
Уровень сложности: 3
Дисклеймер: ни на что не претендую, просто мечтаю
Рейтинг: G
Персонажи: Kurt Hummel, Noah Puckerman
Жанр: пре-слэш
Размер: 1394
Саммари: написано по мотивам пафосного статуса из вконтактика

Вот за что Финн ненавидел последнюю субботу каждого месяца. Кажется, они перебирают пыльные коробки целую вечность. Кэрол забегает только иногда, забирает что-то, подбадривает их, деловая и бодрая, с влажной губкой в руках и волосами, собранными в неряшливый пучок.
- Курт, это мы, пожалуй, выставим на следующей гаражной распродаже... Финн, я тебя умоляю, давай избавимся от... что это вообще?.. Книги все сюда, в коробку!
Его производительность снижается с каждой минутой. Хочется заняться чем угодно, только не уборкой, или хотя бы просто передохнуть. Когда из фотоальбома выпадает глянцевый прямоугольник, Финн хватается за него, как за спасительный круг.
- Смотри-ка, - он смеется, разглядывая фото. Курт, подписывающий коробки, приостанавливается, проводит тыльной стороной ладони по лбу, смотрит на брата серьезно, но не спешит подходить. Он весь день сам не свой, как будто устал еще до генеральной уборки, а теперь и вовсе измотался. - Это ты и... Пакерман?
Финн поднимает округлившиеся от удивления глаза. Курт, наконец, делает пару шагов к нему и забирает фото из рук.
Ничего особенного, кадр из тех, что обычно не попадает в альбом. В лучшем случае, ее подсовывают под другую, более удачную фотографию, чтобы сохранилась, но не портила общего впечатления. Фокус немного смазан, горизонт поехал. На фото два мальчика. Один смотрит в камеру растерянными и печальными глазами, какие редко встретишь у детей. Его летняя рубашка ослепительно белая, волосы аккуратно причесаны, в руках зажата кукла в пышном платье. Второй мальчик смуглее, кудрявые темные волосы торчат в беспорядке. Он что-то говорил в момент снимка, и его лицо вышло смешным. Вокруг зеленая трава и солнце. Обоим лет шесть, не больше.
- Это... это не он, - говорит Курт, но продолжает всматриваться в их лица.
- Да ладно, что я, Пака не узнаю? - Финн тянет руку, чтобы взглянуть еще раз.
- Я говорю тебе, это не Пак. Это Ноа. - он отдает снимок брату и возвращается к своему скучному занятию. Маркер скрипит о картон: "одежда детск.", "посуда", "книги".
- Не знал, что вы были знакомы до старшей школы.
- Мы и не были, - Курт берет скотч, клейкая лента разматывается с отвратительным треском. - Одну неделю мы с няней ходили гулять на детскую площадку недалеко от дома Пакерманов. Считалось, что прогулки на свежем воздухе и общение с другими детьми вместо занятий музыкой должны отвлечь меня от смерти мамы. Это недолго продлилось.
Теперь Финн наблюдает за ним с пристальным вниманием. Разгадывать лицо сводного брата, угадывая эмоции, интересней, чем копаться в вещах, которым место на мусорке.
- Но как-то же вы попали на одну фотографию?
Курт выпрямляется, прикрывает глаза и делает глубокий вдох, как при медитации. Этот разговор ему не нравится, но ясно, что от Финна не отвязаться.
- Возможно, мы говорили пару раз. Может быть, чуть больше, - он дергает плечом. - Я плохо помню. Тогда он показался мне... милым мальчиком, хоть и неряхой. С другой стороны, для того, что бы показаться милым замкнутому ребенку, который переживает утрату одного из родителей, нужно мало. Достаточно просто заговорить с ним…
Не справившись с голосом, Курт поспешно отворачивается к коробкам, давая понять, что разговор окончен.
- Не верю, что он...
- Финн. Прошло больше десяти лет. Я сам почти забыл об этом. Ты тоже забудь, не порти Паку репутацию. И отнеси коробку наверх, хватит прохлаждаться.

***
Няня усадила его на лавку, сжав руку чуть сильнее, чем нужно было. Ее длинные ногти тоже ощущались неприятно, да и цвет у них был ужасный, по мнению маленького Курта. Он тяжело вздохнул и принялся катать по коленке игрушечный грузовичок, стараясь получать от этого удовольствие. В конце концов, для этого его и привели сюда - веселиться как остальные дети. Курт не имел ничего против машин, его папа любил машины, и он тоже любил, но этот даже не был похож на настоящий, и кабина у него была разрисована фломастером. Не говоря уже о том, что пони все-таки была бы ему милее. Веселиться на прогулках в парке мучительно трудно, но он все-таки старался, чтобы не расстраивать папу.
Чьи-то пыльные сандалии появились в поле его зрения, и Курт поднял голову, встретившись взглядом с наглыми карими глазами.
- Привет.
Мальчик был лохматый, чумазый, смуглый, и в довершение всего одетый в черное, как маленькая рок-звезда. Белый, бледный, чистенький Курт почувствовал себя очень... другим рядом с ним. Но мама учила, что не отвечать на приветствие невежливо.
- Здравствуй.
Ноа смотрел на новичка с интересом. Таких детей он еще не видел, не только на площадке - вообще. Какой ребенок согласиться надеть рубашку в выходной день, на обычную прогулку? И причесан он смешно. Ровный пробор, аккуратная челка. Хотелось потормошить его, узнать, что за фрукт.
- Мне нравится твой грузовик, - заявил он с вызовом.
Светлые глаза удивленно посмотрели на него, потом на машину.
- Возьми, если хочешь.
- Взять? - Ноа удивленно уставился на чудика.
Курт пожал плечами:
- Мне его няня подарила… Говорит, что мои игрушки не подходят для игры на площадке.
- Какие у тебя игрушки? - Ноа берет грузовичок, не отбирает, просто берет, случайно коснувшись белой руки. Провозит по лавке, потом дает задний ход, откидывает кузов.
- Куклы, - Курт отвечает тихо.
- Как у девчонок?
Он опускает глаза. Не понятно почему, но сейчас мамы особенно не хватает. Ее всегда не хватает, вообще-то, но сейчас особенно. Просто... она делала вещи правильными.
- Красивее.
Ноа смотрит на него с любопытством, а потом бросает короткое "погоди здесь", хватает грузовик подмышку и убегает. Не то что бы Курт собирался куда-то уходить, но теперь он ждет, понимаете? А через некоторое время его новый знакомый возвращается с куклой - красивой, в пышном платье. Курт старается не думать, откуда она взялась, даже если Ноа стащил ее у какой-нибудь девочки. Все равно, ведь это для него. Все равно - очень приятно.

***
- Не знал, что вы с Куртом были знакомы до школы.
Пак поднимает удивленный взгляд от полки с DVD-дисками.
- Мы и не были.
Финн только ухмыляется.
- Были, чувак! Скажи ему, Курт.
- Что сказать, Финн? - с нажимом переспрашивает парень, выходя из кухни.
- Покажи ему фото.
- Фото? - Пак окончательно запутан. Он поднимается на ноги. Курт раздраженно закатывает глаза, но все-таки манит его за собой.
- Случайно нашли ее, когда перебирали вещи после переезда. Точнее Финн нашел, и не может теперь выкинуть из головы. Хочет, наверное, использовать как компромат. - Он выуживает с книжной полки потрепанный фотоальбом, протягивает ему одну из фотографий.
Пак смотрит на фото и расползается в улыбке.
- Это я!
Курт только фыркает. Наблюдает за ним, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к полке.
- У меня коленки пластырем заклеены. Сразу видно, опасный парень.
- А теперь посмотри кто справа, - Курт стучит наманикюренным пальчиком по глянцевой бумаге. Ему уже самому интересно, как Пак отреагирует.
Тот не скрывает своего удивления.
- Погоди! Я вспоминаю! Плакса с куклой!
Курт кривит рот и забирает у него фотографию.
- Я не был плаксой. Я просто... грустил.
Пак смотрит, как парень убирает тяжелый альбом обратно на полку. Производит в уме простые расчеты, догадываясь, по какой причине мог грустить маленький Хаммел.
- Ты узнал меня в школе?
Лицо Курта не меняется, но в глазах что-то проскальзывает. Он поворачивается к Паку, смотрит с вызовом.
- Если и так? Какая тебе разница?
Пак задается этим же вопросом. Он смутно вспоминает день их знакомства, первый день в старшей школе, когда важно правильно расставить акценты, чтобы занять выгодное место в пищевой цепочке. Выплеснутый в лицо напиток или оскорбление, толчок плечом - то, к чему подсознательно готовишься, наслушавшись страшных историй от ребят постарше, но никогда всерьез не ожидаешь. Пак представляет Курта, шагающего в новую, почти взрослую жизнь с высоко поднятой головой и надеждой на лучшее, вспоминает робкого мальчика, которому дура-няня не позволила взять на прогулку любимую игрушку - и чувствует сразу все, как гребаный эмпат из фильма про супергероев. Тоску ребенка по маме, горькое ощущение того, что все хорошее закончилось и никогда не вернется. Разочарование, накатившее от чувства, что весь мир играет не по твоим правилам, и отныне придется их выучить, хочешь ты этого или нет. Много одиночества. Все это знакомо ему, в той или иной степени.
- Что это за взгляд, Ноа? - серо-зеленые глаза искрятся от смеха. - Угрызения совести? Не надо, пожалуйста. В нашем возрасте никто не придает значения знакомствам в песочнице. Кроме, пожалуй, Британи. Даже если бы ты вспомнил меня - ничего бы не поменялось.
Он легко хлопает его по груди, разворачивается и уходит, оставляя его в растерянных чувствах.
Пак не может перестать думать о том, что Брит дружит с Сантаной до сих пор. Люди, у которых есть общие воспоминания, не могут быть чужими.

@темы: 3 уровень, Glee, ученики, 3 уровень, I - 5, II - 4

---

[Christmas Deer]

Автор:  Christmas Deer
Название: Твой призрак
Фандом: Glee
Ключевые слова: заклинание, не все ли равно, если бы, сладко
Уровень сложности: 3
Дисклеймер: ни на что не претендую, просто мечтаю
Рейтинг: G
Персонажи: Kurt Hummel, Noah Puckerman
Жанр: пре-слэш
Размер: 1433
Саммари: ассоциации на песню Greg laswell - Your ghost

"Не ценили" - слабо сказано. "Не уважали" - ближе к истине. Курт не раз думал о том, что запихивание в мусорный бак являлось довольно емкой метафорой, пускай даже парни, которые делали это, не знали значения слова "метафора". А ведь в нем было столько потенциала! Неиспользованные возможности буквально жгли его изнутри. Курт знал совершенно точно: сил и энергии в нем хватит для того, чтобы потрясти мир, шокировать его, очаровать и перевернуть вверх ногами напоследок. Просто время еще не настало. Это и было его заклинанием. "Время еще не настало", - твердил он, счищая йогурт с жакета в школьном туалете. "Когда-нибудь все изменится" - бормотал под нос, вымывая из волос содержимое шариков, которыми его закидали футболисты на школьной стоянке. Иногда ему казалось, что половину своего свободного времени он тратит на чистку. Банановая кожура. Кисель. Мороженное. Моча и что-то похуже (хотя, казалось бы, что может быть хуже мочи?).
Все в порядке. Это можно вытерпеть, если знаешь, что спустя пару лет начнется новая жизнь.
Времени потребовалось чуть больше, но оно того стоило. Новая жизнь началась. Во многом она была точно такой, какой он ее представлял. Курт выступал на Бродвее, и, по мнению большинства критиков, делал это более чем успешно. Он не только привык давать автографы, но и научился незаметно покидать театр через задний ход после тяжелого дня. Счет за аренду его нью-йоркской квартиры был огромен, но еще дороже обошлась эксклюзивная дизайнерская мебель. Курт выбирал ее сам с особой тщательностью. Он обустраивал квартиру несколько недель. На то, чтобы возненавидеть ее потребовалось два дня - суббота и воскресение.
Курт ненавидел возвращаться домой. Такси увозило его от шума и суеты театра, выплевывало у дверей головокружительно высокого дома, он преодолевал фойе, поднимался на лифте, вставлял ключ в замочную скважину и улыбка на его лице гасла.
Переступая порог, Курт оказывался в гостиной своей мечты. Спустя месяц от вида из окна все еще захватывало дух. Он включал свет, телевизор и задергивал шторы. Кресла в этой комнате поражали воображение: они напоминали гигантские застывшие капли. Молочного цвета ковер, в котором ноги утопали по лодыжку, повторял форму кресел, а точнее ее отсутствие, но Курту странная фигура вполне определенно напоминала член. Выше упомянутый телевизор заслуживал звание домашнего кинотеатра. Его размеры позволяли рассмотреть волосы в носу вещавшего с экрана диктора.
Курт проходил на кухню и наливал себе колы из холодильника, который невозможно было найти без помощи хозяина. Роль стола здесь играла черная с белым барная стойка. В начищенной до блеска столешнице отражались встроенные в потолок лампочки, похожие на звезды. Курт предпочитал есть в кафе.
Рано или поздно он оказывался в спальне. Освещение здесь вызывало ассоциации с подводным миром. Курт садился на гигантскую кровать в форме полукруга и вспоминал.
В прежней, старой жизни, было еще что-то, что не давало ему покоя. Чаще это чувство приходило по вечерам. Нет, оно всегда было с ним, напоминало о себе, как заноза под ногтем или ушибленный палец. Вечером Курт позволял ему накрыть себя с головой. Каждую минуту, каждую секунду своей жизни, не смотря на непонимание и издевательства, он отчаянно, безумно хотел любить. В нем было столько нежности, что казалось, когда-нибудь он просто взорвется. Курт отдал бы ее всю одному единственному человеку, если бы только он нашелся. Человек не спешил объявляться.
Курт не знал, как вышло, что он был так беспросветно одинок. Многие хотели общаться с ним. Он водил знакомство с удивительными, талантливыми людьми. Болтал о погоде с теми, кого раньше с трепетом наблюдал по телевизору. Его любили, ему были рады, да и что скрывать, в этой кровати, кроме него, бывали еще люди, но стоило ему подумать, что на этот раз все серьезно, наступал очередной вечер, полный одиночества и отчаяния. Так что Курт говорил себе, что он сосредоточен на работе. Слишком занят, чтобы отвлекаться на отношения. По вечерам он сидел на кровати и слушал, как капает вода в ванной комнате. Раковина и ванная, отлитые из цветного полупрозрачного пластика, стоили как хороший автомобиль. Не все ли равно, сколько денег ты отдашь за раковину, если кран все равно капает?
В конце концов, он выключал свет, обнимал подушку покрепче и шептал свое заклинание в темноту: время еще не настало. Нужно подождать.

***

Пак покинул город весной. Ушел из дома и из города, когда под ногами хлюпал подтаявший снег, а проезжающие по трассе фуры разбрызгивали из-под колес грязную воду. Он много раз вспоминал этот день - иногда с отчаянием и злобой, реже с гордостью. Обида на маму была только предлогом. Он знал, что рано или поздно сделает это.
Оглядываясь назад, Пак понимал, что был полон самомнения, иллюзий и прочего дерьма, но именно это и помогло ему выжить в большом городе. С бас-гитаристом он познакомился, когда парень пытался разбить ему нос. Или разбить пивную кружку об его нос, что, в общем-то, равноценно. Зак отлично играл и феерически матерился. Ударник Джонатан, напротив, в основном молчал. Клавишница Нора нашла их сама. Пак до последнего не хотел брать девчонку в группу - потом закончились деньги и он переехал к ней жить. Ориентация Норы прояснилась тем же вечером, когда она сладко прошептала ему на ухо об особо изощренном способе кастрации и выпихнула из кровати.
Время то тянулось как жвачка, то пускалось вскачь. После отказа первой звукозаписывающей компании Пак начинает курить. После четвертого отказа он жалеет, что не связал свою жизнь с футболом. Когда они заключают договор, Пак, вспоминая пережитое, понимает, что Нью Йорк разобрал его по кирпичикам и построил заново. После того, как их песня оказывается на вершине хит-парада, хоровой кружок снится ему в первый раз.
Он не скучал по прежней жизни. Пак-из-Лимы сказал бы, что это чувство не для него. Нынешний Пак понимал, что, начни он в свое время сольную карьеру, в лучшем случае сейчас протирал бы барные стойки в одном из бедных районов. Долгое время общение с бывшими друзьями ограничивалось игрой в догонялки: все они так или иначе добились успеха и Пак собирал слухи. Слышал от знакомых, которые соглашались приютить его на ночь. Читал на афишах, когда гулял по улицам, голодный и без денег в кармане. Смотрел их по телевизору в тесной кухонке Норы, ожидая звонка от продюсера. Он был горд, что наконец-то нагнал их. Чуть позже они пересеклись с Мерседес в живую, на интервью. От нее он узнал, что Хаммел связал свою жизнь с Бродвеем, как и хотел. Это объясняло, почему про его карьеру Пак доселе не знал ничего.
Той же ночью во сне он увидел Курта. Стоило Паку задремать, парень будто выплыл на него из полумрака. Такой же, как в школьные времена, разве что чуть похудевший, и как будто выше, Хаммел пел со сцены, а Пак сидел в зале. Проснувшись, он попытался поймать ускользающий мотив, но вспомнил только то, что в песне присутствовала верхняя фа и много-много тоски.
Что ж, в репертуаре любой группы должна быть композиция, подходящая для медляков на школьных дискотеках - рассудив так, Пак взялся за гитару. Отбирать песню у Курта было неловко, так что от верхней фа пришлось отказаться. То, что получилось в итоге, для школьных танцев совсем не подходило. Под нее можно было пить остывший кофе, резать телефонный провод, мокнуть в холодной ванной битый час или умирать, но покачиваться, в обнимку с девушкой? Нет уж.
Следующая ночь выдалась еще более странной. Он просыпается на сбившихся, влажных от пота простынях. На работе от Пака нет никакого толку. Они записывают клип, но он путает все движения - а их, к слову, так не много. Натыкается на углы и пропускает вопросы мимо ушей. Щека все еще горит от прикосновения пальцев, которое ему попросту приснилось. Он весь горит. В перерыве Пак играет Норе новую песню. После продолжительного молчания, Нора говорит, что, возможно, ошибалась в нем. Он часто её недопонимает, но на этот раз, кажется, понял.
Пак дремлет. Ему снится хоровой кружок, гримерка и закулисная суета. Народу много, но куда бы он ни пошел - натыкается на серьезные голубые глаза и поджатые губы. Его будит Зак. Он посыпается и спрашивает, что сейчас ставят на Бродвее. Джонатан, который обычно молчит, советует Паку пойти домой. На улице ему мерещится Курт, выходящий из такси, Пак оскальзывается на подмерзшем тротуаре и думает, что окончательно заболел.
Дома он чудом отыскивает жаропонижающее и падает на кровать. Он не знает, что происходит, но привык доверять своим снам. Невесть зачем он отыскивает в записной книжке телефона домашний номер Хаммелов-Хадсонов. Большой дом, в который переехал Финн, после того, как Кэрол вышла за отца Курта. Пак знает, что в это время дня трубку никто не снимет, и жмет на вызов. Ему кажется, что он слышит, как далеко-далеко, в соседнем штате, маленьком городке Лима, в пустой гостиной пиликает телефон. Пак слушает гудки, пока не включается автоответчик.
Если бы он мог увидеться с Хаммелом, то, наверное, нашел бы, что сказать. Пак еще не знал, что именно, но если бы они могли...
Он засыпает совершенно разбитый, а на утро делает еще один звонок. Сообщает маме, что приедет на Хануку и останется до Рождества.

@темы: 3 уровень, Glee, ученики, 3 уровень, I - 5, II - 4

---

[Локи 7281]

Автор:  Локи 7281
Название: Безумие белых богов
Фандом: Bleach
Ключевые слова: Мания, Забудь, Там, Круг
Уровень сложности: 3
Пейринг/Герои: Айзен Соуске, Ичимару Гин, Тоусен Канаме, вся Эспада
Дисклеймер: Не мое и не надо
Объём: миди
Жанр: Дарк, Ангст с элементами детектива
Рейтинг: R за кровь
Саммари: Бойтесь волхвов, дары приносящих.
Авторские примечания: Фанфик посвящается  Lilac.Silver, написан по ее заказу на арт static.diary.ru/userdir/4/0/3/7/403725/64002183...
Предупреждения: Все умерли. Точнее, почти все. Но живым я тоже не завидую.

Безумие белых богов

Бойтесь волхвов, дары приносящих.

...Черные нити протянулись от Хогиоку к пальцам Айзена. Тело Соуске впитывало силу жадно, как песок впитывает капли дождя, упавшие на него после жаркого дня.
- Отныне, - улыбнулся Владыка, - Хогиоку — часть меня.

Дверь приоткрылась, и в тронный зал прошмыгнул Гин. Айзен прожег его взглядом, но открыто недовольства не высказал. Ичимару широко улыбнулся и склонился в поклоне.
- Простите, Владыка, что прерываю вашу медитацию, но у нас проблема.
- Разве это не может подождать? - нарочито мягким тоном спросил Айзен.
Гин улыбнулся еще шире и замахал руками.
- Ну что вы, Владыка, я могу подождать! Но вот наш друг Тоусен ждать не расположен.
Айзен глубоко вздохнул, пытаясь унять раздражение.
- Что случилось, Гин?
- Кажется, Канаме хватил солнечный удар. Хотя где он здесь нашел солнце, - Ичимару беспомощно развел руками, - я не знаю.
Что ни говори, а даже плохие новости Гин умел преподносить с интригой. Заинтересованный, хоть и нее показывающий этого Айзен последовал за Ичимару.

В личных покоях Тоусена было темно и почему-то холодно. Соуске зябко передернул плечами и зажег маленький огонек кидо, чтобы осветить помещение.
Канаме обнаружился в дальнем углу комнаты. Он сидел, обхватив руками колени, и что-то тихо бубнил себе под нос.
- Он не откликается на свое имя, не реагирует на попытки заговорить с ним, - сообщил Гин, вошедший следом за Соуске. - И еще...
Ичимару обошел Айзена, присел перед Тоусеном на корточки и коснулся его руки. Канаме дернулся, как от удара, и невнятно замычал.
- Больше всего сейчас, - абсолютно серьезно сказал Гин, - он напоминает Вандервайса. Не может ли это быть неким побочным эффектом?..
Айзен коснулся своей груди в том месте, куда поместил Хогиоку.
- Вряд ли.
«Хогиоку безупречно, ведь так?»
- Немедленно позови сюда Гранца, - распорядился Владыка, отгоняя появившееся нехорошее предчувствие.
Где-то вдалеке вспыхнула и погасла реяцу Септимы Эспада. Айзен удивленно приподнял брови и добавил:
- И, Гин, проверь, что случилось с Зоммари.
Ичимару, тоже ощутивший внезапный всплеск реяцу Седьмого, молча поклонился и исчез в шунпо.

Они появились через пять минут, двумя темными тенями проскользнув в комнату. Гранц преклонил колено перед Владыкой, Гин же ограничился поклоном. Соуске кивком головы указал Заелю на Тоусена, а сам обратился к Гину.
- Зоммари?
- Мертв, - по-военному коротко доложил Ичимару, так некстати напомнив Айзену Готей-13. - Упал с крыши.
- Спрыгнул, - поправил Гина Заель. - Если бы он упал, то наверняка смог бы воспользоваться собственной реяцу для спасения и не свернуть шею.
Айзен удивленно вскинул брови.
- И что же заставило его пойти на такой шаг? Неразделенная любовь, я полагаю?
- Акан-на, Владыка, - нарочито сокрушенно покачал головой Гин. - Это не смешно.
- Осмелюсь предположить, - вмешался Гранц, - что причина такого поступка — помутнение рассудка.
Айзен бросил быстрый взгляд на Канаме.
- Именно поэтому, - продолжал Заель, - меня беспокоит состояние Тоусена-сама. В совпадения я не верю, только в закономерности. Быть может, Вандервайс обладает еще какими-то силами, помимо известных. Например, способность вызывать безумия у окружающих.
- Это маловероятно, Гранц, - твердо оборвал его Соуске, хотя, стоило признать, уверенности в этом уже не ощущал. Все еще слишком мало он знал о способностях Хогиоку.
Заель склонил голову, но, чуть помедлив, осмелился продолжить:
- Айзен-сама, я бы хотел попросить вас позволить мне осмотреть Тоусена-сама в своей лаборатории. Его поведение в данный момент действительно сильно напоминает поведение Вандервайса. Пока я не буду делать поспешных выводов, но... - Октава многозначительно замолчал.
Соуске посмотрел на Тоусена, скрючившегося в углу, и медленно кивнул. Заель едва сдержал триумфальную улыбку. Он даже не мечтал когда-либо заполучить в подопытные шинигами такого уровня, но удача, похоже, была на его стороне.
- Боюсь, Владыка, мне придется принять некоторые меры по... - Гранц замялся, не зная, как далеко можно зайти в деле, касающимся Канаме. - По ограничению свободы Тоусена-самы.
Айзен снова кивнул.

Как только Октава скрылся за дверью, Соуске обернулся к Гину.
- Разыщи Вандервайса, - приказал Айзен. - Мы не можем рисковать.
Ичимару поклонился, показывая, что понял, и немедленно исчез.

В зале было душно. Айзен с удовольствием отменил бы сегодняшнее собрание Эспады, если бы не все произошедшее за этот день.
Арранкары негромко переругивались, пользуясь тем, что Владыка, похоже, был занят своими мыслями.
Соуске пытался вычислить, что могло быть известно каждому из здесь сидящих. Конечно, смерть Зоммари почувствовали все. А Тоусен? Кроме Гранца, о нем не должно было быть известно никому. И все же...
- Моя дорогая Эспада, - обратился к арранкарам Айзен. - Как вы заметили, место Седьмого теперь свободно. Сегодня мы потеряли Зоммари. И при очень интерсных обстоятельствах. В связи с этим я бы хотел, чтобы вы рассказали мне обо всех странностях, случившихся с вами за последние несколько часов.
Айзен откинулся на спинку кресла и обвел взглядом сидящих за столом арранкров. Вряд ли кто-то из них мог знать подробности или причины происходящего, но такая вероятность все же существовала.
- Лилинет пропала, - обронил Старрк.
- Ха! - отозвался Ннойтира. - Не парься! Найдется твоя девка, куда денется.
Соуске перевел взгляд на Примеру, знаком приказывая Пятому замолчать.
- Продолжай, Старрк.
- Я не чувствую ее реяцу, - пояснил арранкар. - Хотя... и не чувствую ее отсутствия.
- Что за бред? - прорычал Гриммджо.
Примера не обратил на его реплику внимания.
- Дело в том, что я и Лилинет неразрывно связаны. Ее отсутствие я бы почувствовал.
- Забудь! - снова усмехнулся Ннойтора. - Спряталась она где-то.
- Что ж. - Айзен прикрыл глаза. - Действительно, тревогу поднимать пока рано. Сообщи мне, если она найдется, Старрк. Кто-нибудь еще желает сообщить мне что-нибудь?
Арранкары молчали. В дверях зала показался Гин. Соуске кивнул ему и произнес, обращаясь к Эспаде:
- В таком случае все свободны.
Арранкары разошлись быстро. Им не требовалось повторять дважды: вряд ли среди них нашелся бы хоть кто-нибудь, любящий эти собрания.
Ичимару тенью скользнул к Владыке и поклонился.
- Вандервайс мертв, - коротко доложил Гин.
- Тоусен? - спросил Айзен.
- В лаборатории Гранца. Ему, кажется, лучше.
Айзен кивнул, давая понять, что Ичимару свободен. Но, когда Гин был уже в дверях, Соуске окликнул его.
- Пропала Лилинет. Я бы хотел, чтобы ты нашел ее. И еще одно. Если кто-то из арранкаров проявит признаки безумия, - Владыка сделал паузу, собираясь с мыслями, - немедленно уничтожить.

В тронном зале тоже было чертовски душно. Айзен стиснул зубы, пытаясь совладать с раздражением. Этот день обещал быть долгим.
Где-то в глубине зала послышался жалобный всхлип.
Айзен замер. Чуть впереди, за колонной, прямо на полу сидел Улькиорра и перебирал цветные кубики, оставшиеся от Вандервайса. Не спеша, но упорно, Шиффер складывал их один на другой, выстаивая башню. Время от времени он делал ошибку и клал кубик слишком неровно. Тогда башня рушилась, и Улькиорра начинал все сначала.
Айзен поймал себя на том, что уже минут десять завороженно наблюдает за действиями Кватры, не в силах поверить в происходящее. Передернув плечами, будто от холода, Соуске решительно направился к Шифферу. И лишь подойдя ближе, Владыка заметил, что по щекам Улькиорры, поверх черных отметин, бегут слезы. Настоящие слезы.
Ребенок, сидящий на полу в окружении цветных кубиков, плакал. Раз за разом он пытался сложить красивую высокую башню, но она рушилась. Упорство и привычка из прошлого — будущего? - все доводить до конца не давали малышу бросить свое безнадежное занятие.
Но башня рушилась. Снова и снова.
Айзен обнажил меч. Улькиорра никак не отреагировал на это, хотя Соуске не скрывался за иллюзией.
Удар был простым: от плеча до бедра, рубящим движением. Шиффер даже не попытался защититься. Вероятнее всего, он не вполне осознавал происходящее.
Соуске смотрел, как тело Кватры превращалось не то в пепел, не то в песок, усыпая цветные кубики.

- Владыка, - раздался за спиной Айзена голос Ичимару.
Соуске повернул к нему голову, будто нехотя отводя взгляд от того, что осталось от Четвертого.
- Вам стоит на это взглянуть, Владыка. В комнате пленницы...
Айзен развернулся на каблуках и вышел из зала.
Гин с безразличием глянул на цветные кубики, усыпанные темным пеплом, и последовал за Соуске. Лишь маленькие морщинки в уголках рта выдавали напряжение Ичимару.

Айзен распахнул дверь в комнату Инуе и застыл на пороге. Прямо на полу лежала Орихиме. Глаза ее невидяще смотрели на дверь... Нет, прямо на Соуске. Встретив этот мертвый взгляд, Владыка невольно вздрогнул. Судя по неестественному положению головы, девчонке свернули шею.
Рядом с Инуе, доверчиво положив голову ей на плечо, спала Харрибел.
- Акан-на, - едва слышно протянул Гин. - Еще один случай.
Соуске передернул плечами, будто стряхивая оцепенение, подошел к Терсере и, присев возле нее на корточки, мягко провел рукой по волосам.
- Харрибел, - тихо позвал он, повинуясь какой-то смутной надежде.
Тиа смешно сморщила нос и сладко зевнула.
- Мама? - сквозь сон пробормотала она. - Уже пора вставать?
Услышав слова Терсеры, Айзен скрипнул зубами. Значит, Гин прав. Еще один случай.
Соуске встал и потянулся за мечом.
А Харрибел медленно, неохотно просыпалась. Она открыла глаза и еще раз сладко зевнула. Осторожно, кончиками пальцев, коснулась волос Орихиме и с улыбкой зарылась в них лицом.
Айзен медлил, наблюдая за Терсерой. Трудно было представить себе ее такой: по-детски непосредственная и нежная девочка. Тиа Харрибел, это действительно ты?
- Мама, - прошептала Третья, прижимаясь к мертвой Орихиме. - Пора вставать, мама.
Харрибел не обращала внимания ни на ледяной пол, ни на стоящих рядом шинигами. Она безмятежно улыбалась, перебирала рыжие пряди Инуе и тихо звала ее: «Мама, мамочка...»
Соуске закрыл глаза, пытаясь унять глухое раздражение. Получалось скверно.
- Девчонку жалко, - раздался над ухом Владыки приглушенный голос Ичимару.
Айзен медленно открыл глаза и обнажил меч. Вытянув руку перед собой, Соуске перехватил рукоять зампакто так, чтобы лезвие было перпендикулярно полу, будто собирался высвободить шикай. А затем, глубоко вздохнув, Владыка нанес прямой удар сверху вниз. Меч вошел в шею Терсере, чуть ниже уха, скользнув по остаткам маски. Тело Харрибел выгнулось дугой, глаза широко распахнулись, пальцы, царапнув кожу на щеке Инуе, рефлективно зажали ее волосы в кулак.
Как бабочка на булавке, Тиа билась в предсмертной агонии. К счастью, ее мучения длились недолго. Не прошло и минуты, как, дернувшись в последний раз, Харрибел затихла.
Айзен резко вытащил из ее тела меч; несколько капель крови сорвались с лезвия зампакто и упали на белоснежные одежды Владыки.
- Пусть здесь уберут, - распорядился Айзен и, не дожидаясь ответа Гина, покинул комнату.
От десятки сильнейших мечей осталось семь.

Соуске направлялся в лабораторию Гранца. Четвертый случай помешательства за последние несколько часов. Этому давно пора положить конец.
Внимание Айзена привлек смех, доносившийся из дальних коридоров. Соуске, помедлив мгновение, направился к источнику звука. Неужели снова?...
Гриммджо стоял напротив одной из стен коридора и что-то увлеченно рисовал на ней мелом, изредка разражаясь очередным приступом смеха. Но не злобного или торжествующего смеха, а полного искренней радости. Вряд ли подобное веселье было свойственно Джагеррджаку.
В одно мгновение Айзен оказался рядом с Шестым и, схватив его за волосы, резко повернул лицом к себе. Арранкар удивленно и обиженно посмотрел на Влыдыку, но глаза его были мутные, как у Улькиорры.
В душе Соуске снова поднялась волна раздражения и — впервые за это время — страха. Айзен отшвырнул Джагеррджака к противоположной стене коридора и потянулся к рукояти меча.
Шестой стоял на четвереньках, тряся головой, как мокрая собака. Он поднял взгляд на Владыку и, заметив движение Айзена, в то же мгновение вскочил на ноги. Зрачки его резко сузились от бешенства, и в глазах не осталось и следа помутнения.
- Скотина! - рыкнул Гриммджо, обнажая меч. - Разорви...
Высвободить релиз Джагеррджак не успел. Айзен вскинул руку, с его пальцев сорвалась ослепительная белая молния и ударила в грудь арранкара. Колени Сексты подкосились, и он тяжело упал на пол. Не в состоянии противостоять Соуске, Гриммджо в бессильной злобе скреб ногтями камень и рычал, сплевывая кровь.
- Подонок... - хрипел он. - Я всегда знал, что ты предашь нас всех. Мы для тебя — ничто. Меньше... меньше, чем ничто. Будь ты проклят!
Джагеррджак умирал медленно. Он метался в агонии, истекая кровью и реяцу. И до последней минуты крепко сжимал рукоять Пантеры, которая так и не отозвалась обессилевшему хозяину.
Айзен стоял, наблюдая, как тело Шестого превращается в пепел, что, чуть покружив в воздухе, оседал на луже крови. Пожалуй, Гриммджо умер более достойной, хоть и более страшной, смертью, чем Улькиорра. По крайней мере, Джагеррджак попытался сражаться, и уж точно в этот момент его разум был свободен.
Айзен прикрыл глаза, будто от усталости. Шесть. Шесть арранкаров — это все, что осталось от Эспады. И никто из них не стоит того, чтобы оставаться здесь и рисковать подхватить ту же заразу. Не существует незаменимых.
Через минуту Соуске уже был у дверей Лас Ночес. Еще шаг, и все закончится, но... Какая-то преграда стояла на пути Айзена. Владыка вытянул руку, и его пальцы ощутили холодную, будто стеклянную, поверхность невидимой стены. Невольно подражая смешным движениям мима, Айзен провел рукой по этой стене, потом еще раз, и еще. Чуть отойдя от нее, Соуске направил в ее сторону мощную волну реяцу. Волна ушла в пустыню, не встретив сопротивления от загадочной преграды. Айзен снова подошел к стене вплотную и уперся в нее руками. Она не поддавалась. Владыка, нахмурившись, обнажил зампакто. Меч прошел сквозь невидимую стену, будто ее и нет. Но, вытянув руку вперед, Соуске снова ощутил холодную поверхность стекла. Кидо свободно вышло за пределы замка и скрылось в песках. Невидимая стена по-прежнему удерживала только Соуске. В его душе медленно поднималась паника. Что за странная техника не выпускает его из Лас Ночес? Техника, на которую не действует ни реяцу, ни меч? Кто мог установить такую мощную преграду?

В глубине коридора, ведущего вглубь замка, послышались стоны. Айзен скрипнул зубами, понимая, что странная болезнь поразила еще кого-то. Развернувшись на каблуках, Соуске пошел на звук.
Прямо посреди коридора, на полу, скрючившись в неестественной позе лежал Арониро Аруруэри. Маска, скрывавшая колбу с сущностями арранкара, валялась здесь же.
Заметив Соуске, Новено неуклюже встал и, шатаясь, сделал пару шагов к нему.
- Айзен... - позвал низкий голос Арониро. - Айзен!
Владыка нахмурился, но фамильярное обращение проигнорировал. В конце концов, Аруруэри явно не в себе. А это значит, долго он не проживет.
Девятый пронзительно захохотал.
- Безумие! Оно возвращает в прошлое. Но у нас же нет прошлого, Айзен! Мы не шинигами, не люди... Мы арранкар! - Голос, вечно меняющийся голос, то низкий, глубокий, то высокий, визгливый. И в обоих тембрах — истерика. - Мы вспоминали лес Меносов и пустыню, мы думали, мы увидим именно их, мы будем гиллианом или просто пустым. Но нет, Айзен! Знаешь, что мы видели тогда? Кем мы были?
Соуске невольно отпрянул от арранкара. Судя по всему, Девятый был не совсем не в себе. Точнее, его безумие было порождено не проклятием, а видениями, которые это проклятие вызвало.
Арониро сжал руками колбу, которая служила ему головой, и затрясся, будто от резкой нестерпимой боли.
- Я был маленьким мальчиком, - запричитал высокий голос. - Беспризорником, которого затоптала лошадь. Я был юной девушкой, невестой богатого торговца, которую из зависти отравили подруги. Я был старухой-служанкой и воином-самураем!
- Я был ребенком и стариком, - вторил ему низкой голос, - мужчиной и женщиной, богатым и нищим...
Голоса Новены слились в жуткую неразборчивую какофонию. Тело Аруруэри неестественно выгнулось и завалилось на бок.
- Мы были не только собой... Кем угодно, Айзен, но только не собой! И все это... из-за тебя! Будь ты проклят!
Первый голос Арониро истошно визжал, второй, как мантру, монотонно твердил проклятия. Новена собрал остатки сил и рванулся к Соуске. Айзен, не колеблясь больше ни секунды, вскинул руку и произнес заклинание. Кидо сорвалось с его ладони и разнесло склянку Аруруэри на части. Розоватая жидкость брызнула во все стороны, на пол упали две сущности арранкара, обожженные кидо. Комната наполнилась запахом паленого мяса. Айзен брезгливо поморщился и повернулся к выходу.
Способность поглощать других пустых сыграла с Арониро злую шутку: получая их силы и воспоминания, он был вынужден принять и их прошлое.

В личных покоях Владыки тоже было душно, и Айзен вышел на балкон. Вид раскинувшейся перед ним пустыни, не скрытой куполом Лас Ночес, отрезвлял. Слишком многое сейчас происходило, что Соуске не мог ни объяснить, ни контролировать. Слишком быстро, слишком. Безумие, что поражало членов Эспады одного за другим, просто не могло быть порождено влиянием Вандервайса. Маджера был мертв, любой пораженный этим проклятием немедленно уничтожался. В чем же тогда причина?
В дверь негромко постучали. Айзен, распознав знакомую реяцу, позвал:
- Гин?
Ичимару подошел к Соуске и встал справа от него.
- Только что я убил двоих из числа фрасьенов Баррагана, - доложил он, не глядя на Владыку. - Я не буду рассказывать, за что. Скажу только, что это было омерзительно.
Айзен медленно кивнул своим мыслям. Болезнь,или, точнее сказать, проклятие, распространялось стремительно, хоть и не понятно, согласно каким закономерностям. «А впрочем, - Соуске прикрыл глаза, размышляя, - некоторая логика все же присутствует. Безумие поражает прежде всего слабых. Сильные — духом и реяцу - способны не только выдержать дольше, но и приходить в себя на некоторое время. А если так, то почему первым был Тоусен? Или все же каждая последующая жертва всегда случайна?»
- Ннойтора убил своего фрасьена, - обронил Айзен. - Кроме остатков фракции Баррагана и попрятавшихся девиц Харрибел, в Лас Ночес не осталось младших арранкаров.
Ичимару был внешне спокоен, но рука рефлекторно легла на рукоять Шинсо.
- А Лоли и Меноли? - помолчав, спросил Гин.
Айзен не ответил.

Легкий ветер, подувший с пустыни, крошечными завитками смерчей поднял с пола не то темный песок, не то пепел и закружил его по комнате.

- Владыка...
Уголки губ Соуске дрогнули. Сейчас это обращение звучало, как насмешка.
- Помните, - медленно произнес Ичимару, - вы как-то сказали, что Хогиоку кажется вам живым? Обладающим собственной волей и разумом?
Айзен помнил. Он почувствовал это, когда впервые коснулся Хогиоку. И ощутил отклик.
- Я думаю, - меж тем продолжал Гин, - что к происходящему Вандервайс имеет слабое отношение. Я скорее готов списать все на... На само Хогиоку. Вероятно, вы по каким-то причинам лишились благосклонности Хогиоку, совершив нечто, не принимаемое им. Возможно, вы вынудили Хогиоку сделать что-то, противоречащее его природе... - Гин замолчал на мгновение , задумавшись, и уточнил: - Природе созидания. Теперь оно мстит вам. И тем, кто рядом с вами.
Но что? Что могло стать отправной точкой?
- Вандервайс, - произнес Гин, будто в ответ на мысли Айзена. - Вы вынудили Хогиоку создать противоестественное, неполноценное существо.
Такое было вполне возможно. И это объясняло бы многое. Тогда в Лас Ночес Соуске удерживала вовсе не сильная техника, а Хогиоку, помещенное в тело самого Айзена.
Соуске прикрыл глаза. Ичимару создал интересную теорию. Теперь необходимо обратиться к тому, кто мог бы опровергнуть ее... или подтвердить.

Через несколько минут Айзен уже стоял перед дверью лаборатории Заеля. Памятуя об опасном характере некоторых опытов Октавы, Соуске постучал по косяку двери. Раньше подобной чести не удостаивался ни один арранкар, но, как известно, времена меняются.
Но Айзену никто не отозвался. Соуске нахмурился, но все же постучал еще раз.
Наконец, терпение Владыки иссякло, и, толкнув дверь, которая неожиданно оказалась не заперта, он вошел в лабораторию. Там царил полумрак, пахло серой и кислятиной. На полу, видимо, было что-то разлито. Чуть не подскользнувшись, Айзен чертыхнулся про себя и зажег кидо. Мягкий красноватый свет озарил лабораторию.
Везде были видны следы ожесточенной борьбы. Под ногами хрустели осколки стекла, разлитые реактивы прожгли на полу и столах черные отметины, лампа была разбита, а кушетка с порванными ремнями — пуста.
Айзен обошел рабочий стол Заеля и увидел самого Гранца. Точнее, то, что осталось от Октавы: кровавое месиво вместо нижней части туловища, обожженная кидо грудная клетка арранкара и широко раскрытые в ужасе глаза. Соуске поджал губы и отвел взгляд. Судя по останкам Восьмого, Заелю даже не удалось высвободить релиз.
Айзен развернулся и вышел прочь из лаборатории. И все же Владыка не удержался от усмешки: если судить по тому, что тело мертвого Гранца не рассыпалось в прах, некоторые опыты по бессмертию лучшему в Лас Ночес ученому удались.

Айзен вошел в тронный зал и обнаружил там Гина. Видимо, Ичимару не выходил отсюда, а покорно дожидался своего Владыку.
Гин немного рассеянно улыбался, в глазах его не было осмысленного выражения. Айзен насторожился, предчувствуя недоброе.
- Заель мертв, - бросил Соуске, стараясь, чтобы голос не выдал его внутреннего напряжения. - Судя по всему, его убил Канаме, сумевший как-то освободиться. Тоусена в лаборатории не было, скорее всего, он сбежал оттуда сразу же, как уничтожил Октаву. Будь осторожен в коридорах Лас Ночес, вероятно, Канаме сейчас опасен.
Гин обернулся к Айзену:
- Можете не беспокоиться о нем.
Соуске почувствовал, что ему будто стало легче дышать. Если эти странные приступы не затронули разум Ичимару, значит, их причиной все же является Вандервайс. Что-то, вероятно, пошло не так, и он воздействовал на других арранкаров, делая их разум подобным своему. Тоусен оказался подвержен этому безумию из-за недавно пережитой им холлоуфикации. Но следующая реплика Гина заставила Айзена похолодеть от ужаса.
- Как только я овладею банкаем и стану капитаном, мы разберемся с Тоусеном-тайчо.
Стиснув зубы, Соуске коснулся своего меча и резко шагнул в сторону. На том месте, где он стоял мгновение назад, осталась иллюзия, имитирующая его самого. Безумие могло извратить разум Ичимару, но не сделало его менее опасным противником.
Обнажив клинок, Айзен вплотную подошел к бывшему соратнику.
Будто почуяв угрозу, Гин вздрогнул и затряс головой, как мокрая собака. В глазах его появилось выражение удивления и настороженности.
- Владыка?.. - неуверенно позвал Ичимару, глядя на иллюзорную копию Айзена.
Соуске остановил выпад меча практически в последний момент. «Очнулся?..» - с сомнением подумал Айзен, но зампакто все же опустил. Значит, все же Хогиоку. Владыка устало прикрыл глаза и развеял иллюзию.
Гин вздрогнул от неожиданности, но, благодаря железной выдержке, не отпрянул от оказавшегося так близко Соуске с обнаженным мечом в руке.
Ичимару слабо улыбнулся. Объяснять ему ничего не требовалось.
Айзен вложил меч в ножны и отвернулся от Гина. Единственный вопрос, который его сейчас мучил, это почему он все же не убил Ичимару.
Ответ ему предстояло узнать очень скоро.

Впервые это случилось с Айзеном в тронном зале. Руки его вдруг задрожали и сознание будто заволокло туманом.
Очнулся Соуске на полу вреди старых цветных кубиков Вандервайса. Нервно усмехнувшись, Айзен признался себе, что рад тому, что оставил Гина в живых после первого приступа безумия.
Надежды на то, что Хогиоку пощадит хотя бы своего носителя оказались тщетными.

Следующим стал Ямми. Айзен нашел Десятого в его собственной комнате, забившимся в угол.
- Мама, - хныкал этот громила. - Где мама?
Кулаком он утирал лицо, шмыгая носом. Из глаз его катились огромные, величиной с горошину, слезы.
Соуске брезгливо поморщился и одним точным движением снес Ямми голову. Даже безнадежность всей ситуации не могли заставить Айзена выносить истерики и слезы бывшего сильнейшего в Эспаде арранкара.

Приступы случались все чаще. Время от времени Айзену удавалось сдержать их, но безумие всегда возвращалось с удвоенной силой.
Время следующего приступа было невозможно предсказать, но иногда его провоцировали внешние раздражители.

Над Лас Ночес раздался протяжный не то крик, не то вой, напоминающий одновременно и скрип ногтя по стеклу, и хриплый собачий лай.
- Что это? - поморщившись, спросил Айзен.
Ичимару улыбнулся одними губами.
- Это Старрк. Видимо, пропажа Лилинет отразилась на нем сильнее, чем мы ожидали.
Соуске сжал кулаки, ощущая, что руки начинают дрожать.
- Убей его, - сквозь стиснутые зубы бросил Айзен.
Гин отвел глаза, молча поклонился и исчез в шунпо. Соуске, на мгновение поддавшись страху, зажал уши, чувствуя, как от звука этого воя приближается новый приступ безумия.

К тому моменту, как Гин вернулся, Айзен уже пришел в себя.
Ичимару церемонно поклонился и доложил:
- Примера Эспада мертв.
Соуске окинул Гина взглядом и не обнаружил на его белоснежной форме ни следов крови, ни даже мятых складок.
- Проблем не возникло?
Ичимару отвел взгляд. На губах его не было и тени улыбки.
- Одинокий волк — легкая добыча, Владыка.
Двое. Осталось всего два арранкара, входивших когда-то в десятку сильнейших мечей. Кто следующий?..

Айзен был в тронном зале, когда туда легкими неслышными шагами прокрался Ичимару.
- Владыка!
Гин церемонно, пожалуй, даже слишком церемонно поклонился Соуске и застыл на пороге. Глаза его лихорадочно блестели, но выражение лица было самое невинное.
- Что случилось, Гин?
Айзен стиснул зубы, предчувствуя новые плохие новости. Хотя... кому вода по пояс, тот перестает бояться дождя.
- Ннойтора сбежал, - широко улыбнулся Ичимару. - В пустыню сбежал, еще с утра.
Соуске скрипнул зубами. Все правильно, крысы бегут с корабля. Вот только отпускать он никого не собирался.
- Владыка, вы недовольны? - нарочито обеспокоенно спросил Гин, наклоняясь к Айзену.
Ичимару и раньше часто бывал невыносим, но под пагубным действием Хогиоку становился совершенно не управляем. «Возможно, стоило бы убить и Гина. Но без него, - Айзен невесело усмехнулся своим мыслям, - сходить с ума было бы скучно.»
- Не хмурьтесь же, Владыка, - кривлялся Ичимару, - я вам сюрприз приготовил.
- Какой сюрприз? - скорее машинально, нежели из интереса спросил Айзен.
Гин улыбнулся еще шире и захлопал в ладоши, как восторженный ребенок.
- Вам понравится, Владыка! Я его сейчас принесу.
И с этими словами Ичимару скрылся за дверью тронного зала. Соуске тяжело вздохнул. Руки его начинали дрожать, а это значило, что приближался приступ. Стараясь унять дрожь, Айзен сжал кулаки.
- А вот и сюрприз! - радостно объявил Гин, появляясь из-за дверей.
В руке у него был какой-то грязный сверток. Ичимару поднял этот сверток повыше, и Айзен к своему удивлению разглядел в нем голову Квинты. Гин держал ее за волосы и безумно улыбался.
Соуске крепче сжал кулаки, чувствуя, что от подобного зрелища дрожь резко усилилась. Останки Ннойторы и правда имели омерзительный вид: кровь запеклась на волосах и лице, единственный глаз был выколот, а рот широко открыт в предсмертном крике. На голову налип песок, и теперь он грязными кровавыми хлопьями осыпался с нее.
- Я нашел его в пустыне, - пояснил Ичимару. - Ваш Квинта был силен, Владыка, правда! Я еле одолел его. Он почти полностью рассыпался, как все пустые. Только постоянная подпитка реяцу позволяет мне удерживать этот трофей от разложения.
Гин слегка тряхнул голову, и с нее опять посыпался песок вперемешку со спекшейся кровью.
- Я вырезал ему язык, - весело доложил Гин. - Он ведь больше не Пятый, так ведь?
Айзен закашлялся, пытаясь сдержать истерический смех. Приступ безумия захватил его, разрывая в клочья остатки самообладания.

Айзен очнулся от приступа все в том же тронном зале. Он обнаружил себя сидящим на троне в неестественной позе: боком к спинке и обхватив руками колени. Щеки горели, и, коснувшись их, Соуске ощутил влагу. Судя по всему, он плакал.
Айзен повел плечами, разминая их, и встал с трона. Взгляд его упал на человека, лежащего в позе эмбриона перед ним. Это был Тоусен.
- Канаме, - тихо позвал Соуске.
- Владыка...
Голос Тоусена был слаб. Канаме попытался встать, но силы изменили ему, и он тяжело повалился на каменный пол. Неизвестно, как дело обстояло раньше, после его побега из лаборатории Заеля, но сейчас бывший капитан девятого отряда вряд ли представлял опасность.
- Что происходит, Айзен-сама? - тихо спросил Тоусен. В его голосе едва уловимо слышалось отчаяние. - Я... мало что помню. Я был прикован к кушетке в лаборатории Гранца, потом... потом бродил по коридорам Лас Ночес, а затем я оказался здесь. Что... со мной происходит, Владыка?
Айзен потянулся за мечом, но на полпути его рука замерла. Какой толк в очередном убийстве пораженного?
- Ты сходишь с ума, Канаме, - произнес Соуске, с безразличием глядя на попытки Тоусена подняться. - Как и все мы.
Канаме не высказал ни удивления, ни страха. Судя по всему, он давно знал ответ на собственный вопрос. И уже смирился с истиной.
Тоусен всегда чересчур свято верил в справедливость и правосудие. Вероятно, все происходящее сейчас он считает карой за былые прегрешения. Соуске брезгливо слегка поджимает губы: на самом деле правосудие еще более слепо, чем сам Канаме. И один, ведомый другим, блуждает в темноте, поминутно спотыкаясь о законы морали и общества.
«С такими, как Тоусен, даже сходить с ума бывает скучно,» - немного истерично усмехнулся Айзен и громко позвал:
- Гин!

Соуске отдал бы многое за возможность уничтожить Хогиоку. Сходить с ума медленно, приступами, было невыносимо. Но хитрая игрушка не просто так ждала, когда Айзен поместит ее в собственное тело, и не проявляла своей истинной сущности. Теперь Соуске не мог уничтожить его, не убив при этом себя. Круг замкнулся, и выхода больше не было.

Последним знаком личного апокалипсиса Айзена Соуске стала смерть Баррагана. Никому не было известно, как это произошло, но однажды, войдя в личные покои Сегунды, Гин обнаружил там лишь горсть черного пепла и тусклую золоченую корону. Вероятнее всего, Хогиоку, извратив сознание Второго, обратило и его собственную силу против него. Бывший король Уэко Мундо умер, как и положено одинокому старику: в своей собственной комнате, один.

Скоро все закончится. Айзен понял это, как только Гин, всегда — даже во время приступов безумия — улыбающийся Гин вдруг осторожно, но крепко уцепился за рукав Соуске и испуганно спросил:
- Айзен-сан, где мы?
Владыка коснулся собственной груди в том месте, куда он поместил Хогиоку, и сжал ткань белой формы.
- Айзен-сан, мы... заблудились?
Ичимару настороженно оглядывал тронный зал Лас Ночес, будто впервые здесь оказался.
- Нет, - ответил Соуске, стараясь, чтобы голос его звучал ровно. - Мы дома, Гин.

Айзен сидел на троне. На лбу его залегла глубокая морщина, а кулаки были крепко сжаты. Руки теперь дрожали практически постоянно. Приступы случались все чаще и чаще, пока интервалы между ними не сократились до нескольких минут, а из памяти перестали выпадать моменты безумия. Воспоминания об этих моментах заставили Айзена поморщиться, как от зубной боли.
У его ног сидели Канаме и Гин. Первый жалобно хныкали дрожал, будто от страха. Второй сидел тихо,хотя губы его беспрестанно шевелились, будто читая молитву. Хотя молиться в общем-то было некому.
Чья-то рука потянула Соуске за полу формы. Опустив глаза, Айзен встретил серьезный взгляд бывшего капитана третьего отряда.
- Айзен-сан, - тихо спросил Гин. - Почему здесь так холодно? Казармы пятого отряда разве не отапливаются?
Соуске хотел было отмахнуться от окончательно обезумевшего Ичимару, но передумал. Дрожь в руках снова усилилась, и Айзен чувствовал, что приближающийся приступ станет последним. Поэтому владыка спустился с трона, сел между своими бывшими соратниками и притянул их к себе поближе. Тоусен сразу же доверчиво прильнул к нему в надежде на утешение и защиту. Гин же, низко опустив голову, осторожно облокотился о второе плечо Владыки, будто опасаясь, что тот оттолкнет его.
- Айзен-сан, - немного помолчав, снова позвал Ичимару. - А если Хирако-тайчо нас найдет? Он ведь...
- Тише, Гин, тише, - успокаивающе прошептал Айзен. - Хирако-тайчо не найдет нас здесь. И не будет ругаться. Только не шуми.
«Какой нелепый финал! - мелькнула в голове у Владыки последняя связная мысль. - Будь же ты проклята, сила созидания!»
Айзен осторожно положил руку на голову Гину, как маленькому ребенку, напевая незатейливую колыбельную. На губах Соуске расцветала безумная улыбка.

@темы: 3 уровень, Bleach, Весь фандом, 3 уровень, I - 3, II - 4, Bleach

---

[Че, Гевара?]

Автор:  Красный Китайский Дракон
Бета:  [Goldeyes]
Название: Без вины
Фандом: Bionic Woman
Ключевые слова: Трудности, Всё было не так, Мало, Блеск
Уровень сложности: 3
Дисклеймер: Все принадлежит BBC.
Рейтинг: G
Пейринг: Сара Корвус/Джейми Соммерс
Жанр: фемслэш, ангст, повседневность, АУ, POV
Размер: 352 слова
Описание: АУ к сериалу, хотя, кто знает, может быть, это просто чьи-то глюки
Предупреждения: -
Примечание: Повествование ведется от лица Джейми

Руки у нее - бледные и подрагивающие, как у наркоманки. Хотя я прекрасно знаю, что она бы никогда не решилась действительно употребить - бла-бла-бла, я в курсе, бионическое тело потом очистит, но наша жизнь не предназначена для того, чтобы надолго выпадать из реальности. Дуло пистолета отрывается от твоего затылка всегда на слишком краткое время, чтобы успеть забыть.
Да, нет?
Она трет ладони друг о друга, как будто мерзнет.
- Тебе тут плохо, - делаю вид, что это вопрос, хотя и без того знаю, что ДА. Да-да-да, очень-очень, в холоде и тесноте, как мне, как мне, как мне.
- Я нашла тебе адвоката.
Сара трясет головой, Боже мой, волосы потускнели, их здоровый солнечный блеск исчез, как это грустно, они ведь были у нее такие, такие...
- Ты же знаешь, это не я.
Знаю, а как доказать?
Беру ее за пальцы, стискиваю. Интересно, ее бионическая ладонь чувствует хоть что-то, если я касаюсь ее левой рукой? Но не время спрашивать.
"Я тебя отсюда вытащу, - говорю одними рубами, - обещаю."
Охранник подозрительно на нас косится.
- Ты бы только знала, как я хочу покурить, - Сара трет висок, - и как мне все тут надоело. И ладно бы... за что-то, а то...
- Я знаю, - киваю, перебиваю, потому что мне тяжело. Я и без нее знаю, что все действительно было не так. Это вообще была не она! Но мы не можем этого доказать. Неужели придется врать, пытаясь убедить суд в невменяемости Сары?..
Она же нормальнее большинства.
Чертовых блюдолизов Йонеса - уж точно.
- Ваше время вышло, - орет мне прямо на ухо охранник. Вот гад, так же и чип сломать можно.
Встаю, Сара - тоже. Она исхудала, глаза запали.
- Слишком мало было времени, - тянется рукой... Осторожно касаюсь ее виска губами.
- Я или вытащу тебя, или тоже сяду, - негромко смеюсь.
Охранник стискивает мое плечо и пытается увести. Если бы я вдруг не захотела - он бы меня и с места не сдвинул. Ха.
Сара вдруг кричит мне вслед:
- Джейми! Что ты задумала?
Я не знаю, что ей ответить. Могу только заверить, что при любом исходе Бекке есть у кого пожить.

@темы: 3 уровень, Bionic Woman, Сара Корвус, 3 уровень, I - 5, II - 4

---

[Wildnessy]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[gestrandet]

Автор: Ирч
Название: Вальс
Ключевые слова: «танец»; «Я невовремя?», «всего лишь», «линия».
Уровень сложности: III
Дисклеймер: не моё – не курю – ноги болят.
Рейтинг: G
Пейринг: Джуза, Ева
Жанр: drama
Размер: 580 слов
Предупреждения:
— автор ни разу не канонист и новелл не то, что не курил – в глаза не видел;
— автор практикует «авторское видение», т.е. отсутствие ООС не гарантирует.
Примечание:
— автор развлекается.

читать

- Я невовремя? - улыбается он, заглядывая в комнату.
- Нет, - отвечает она, не глядя на него.
- Тогда я могу уйти! - пожимает он плечами, ухмыляясь.
- Нет! - властно отрезает женщина и встает с дорогой софы с резными ножками и бархатной фиолетовой обивкой, быстрым широким шагом подходит к нему, хищно смотрит снизу вверх - приходится. Несколько раз задумчиво щелкает пальцами и отворачивается. Бьёт не глядя, ладонью - по щеке. Словно лаская. Морщится.
- Не играй со мной, - предупреждает Ева. - Сгною.
- Как прикажете, - всё так же улыбаясь, склоняет голову Джуза.
Он прекрасно понимает, что она злится гораздо меньше, чем кажется. Более того, ей нравится, когда он дает повод. Повод для раздражения, для злости, для ненависти, для ревности, для подозрения... Да мало ли поводов можно дать Уширомии Еве? У неё слишком взрывной темперамент, чтобы обычный слуга - всего лишь водитель! очередной телохранитель! - не оскорблял её чувств. Поэтому никто и не задерживается - кроме Джузы.
Это её тоже раздражает.
- Если я велела тебя позвать, значит, ты не можешь быть невовремя! - цедит она сквозь зубы.
- Как скажете, госпожа, - соглашается он с игривыми нотками в голосе - певучими, шальными - естественными.
Она поджимает губы.
В действительности, госпожа Уширомия сегодня немного расстроена, немного рассеяна, немного чем-то озабочена.
Джуза молча наблюдает за ней, ожидая приказа: сумасбродства, любой прихоти, чего-то совершенно неожиданного - чего угодно.
Она возвращается к кушетке, рядом с которой на высоком столике стоит граммофон - дорогая древесина, камни, начищенная до блеска медь - и старая, чуть треснутая, пластинка со стертой надписью.
- Ты умеешь танцевать? - спрашивает наконец Ева, стоя к водителю спиной и поглаживая искусный рельеф кончиками пальцев.
- Что? - переспрашивает Джуза от неожиданности, глядя на неё из-под челки.
- Вальс конечно же! - раздраженно дернув плечом, отвечает Ева, по-своему истолковав вопрос.
Он на секунду задумывается: можно сказать "нет", можно заставить Еву злиться ещё сильнее, спровоцировать ещё на несколько пощечин, выслушать длинную тираду с перечнем неблагопристойных эпитетов, можно вынудить её выпустить весь яд на него, тогда, возможно, вечером малышке Энджи достанется чуточку меньше этой отравы. Можно...
У Евы подрагивают кончики пальцев - почти незаметно, трепещут ресницы в свете клонящегося за горизонт солнца, на щеке - капля - маленькая, совершенно не заметная, если бы не пойманный блик.
- Умею, - отвечает Джуза и косится на семейный портрет во весь рост, где Ева - строгая и гордая в дорогом бальном платье - вместе с мужем и сыном.
...И прямая линия жизни Уширомии Евы снова становится стальной взведенной пружиной, как та невидимая линия на полу, по которой они движутся в такт скрипучему граммофону: раз-два-три, раз-два-три, раз-два... Пружина натягивается, но что-то не так - завод не держится, обрывается в последний момент. Пластинка слегка заедает, игла спотыкается, музыка перерастает в невообразимый шум, но Ева не останавливается, пока последняя дребезжащая нота незатейливого вальса не срывается со сверкающей меди, чтобы разбиться о высокий потолок.
- Уходи, - говорит она и возвращается к кушетке. - Чтоб я тебя сегодня не видела.
- Прошу прощения, - Джуза низко кланяется, впервые за день стирая улыбку с губ. - Прошу прощения, что не могу быть вам полезен в этом. Я не похож ни на одного из них...
- Вон! - выплевывает Ева, глядя на него с горящими от ярости глазами, красивое точеное лицо её становится маской безобразной химеры.
Но это не страшно. Это жалко.
Джуза разворачивается и выходит из комнаты, отводя взгляд, чтобы не видеть, как рано постаревшая женщина бессильно прижимает к груди потертую и треснутую пластинку с каким-то забытым легкомысленным вальсом.

@темы: Umineko no Naku Koro ni, 3 уровень, Umineko no Naku Koro ni, Амакуса Джуза, 3 уровень, I - 4, II - 4

---

[[Panaceya]]

Автор: [Panaceya]
Бета:Cardinal
Название:Каждый раз
Фандом:Токио Хотел
Ключевые слова:Предчувствовать, Руки
Уровень сложности:1
Дисклеймер:Прав на близнецов не имею, все права на текст и ОЖП принадлежат Панацея
Рейтинг:NC-17
Пейринг:Tom|Bill, ОЖП
Жанр:Angst, PSY, Kink
Размер: mini
Размещение:С разрешения автора
Описание: О фанатстве, сексе и сумасшествиии.
Предупреждения: гомосексуализм, постельные сцены, мастурбация
Примечание: Желательно читать с саундом Mychael Danna- In My line of business

тыкай

Билл полулежит на диване, поджав левую ногу с острой коленкой. Сердце гулко отстукивает в такт щелчкам компьютерной мышки.
Клац.
Он кликает по прьевью.
Сначала становится видна каштановая макушка, потом медленно – всему виной чертов Интернет – высокий лоб, чуть накрашенные глубоко-синие глаза, скулы и завитые блестящие кудри. Незнакомка улыбается ему – открыто, искренне, так, как не улыбаются обычно с мониторов.
В руках у нее – диск «Humanoid». Ее пальцы ярко выделяются на черной обложке, а пластик отбрасывает блики, засвечивая белым пятном лицо Билла.
- Хэй, ты что там делаешь? – Том появляется в комнате неожиданно, словно в результате телепортации. Билл резко захлопывает крышку ноутбука и поднимает глаза на брата, заправляя выбившуюся прядь за уши.
- Ничего. В инете лазаю.
- Опять читаешь чужие дневники? – усмехается Том, садясь рядом, и начинает поглаживать его по бледному бедру. Билл прикрывает глаза от удовольствия и пытается улыбнуться, но улыбка выходит вымученной.
- Не забивай этим голову, малыш, - шепчет Том, шипя на последнем слове, и целует Билла за ухом, отодвинув мешающие волосы. Младший вздыхает и молча поддается на ласки, но внутри его трясет в беззвучной истерике, - Ну кто на этот раз?
- Ее звали Эллисон Диккенс, - говорит Билл дрожащим голосом, пока старший ласкает его шею губами, проходится языком по пульсирующей артерии. - «Господи, я не могу так больше. Я же знаю, что мне никогда не быть с ним. Рядом. Никогда не дотронутся, не услышать запах, черт возьми, мне никогда не узнать, как и с кем он засыпает…Я просто больше не могу…Бессмысленно», - шепчет Билл, запинаясь, цитируя чужие строчки, пока рука старшего воюет с пуговицей на его джинсовых шортах.
Каждая клетка тела Младшего наполняется липкой, горячей, отвратительной жалостью, склеивает ему сосуды и сгущает кровь. Жалость душит его, ему сложно дышать, и он отталкивает Тома от себя
- Тебе что, совсем все равно?! – кричит Билл, закрывая лицо руками, – они гибнут из-за нас, ты понимаешь?! Это мы, мы, во всем виноваты, мы…
- Успокойся.
- Да как я могу быть спокойным? Я знаю, я чувствую, как сейчас где-то кто-то вскрывает себе вены потому, что я сплю со своим братом!!!
- Ты не можешь знать наверняка. Билл! Билл. Послушай меня! – Том хватает его за тонкие запястья, отшвырнув в сторону ноутбук с яблоком на крышке. Билл потихоньку успокаивается, не поднимая лица, он и не плакал, нет, просто губы тряслись. И ресницы были влажными. – Ты все равно не сможешь их спасти. Их проблема – в их голове, понимаешь?
- Да…
- Иди ко мне лучше. Я люблю тебя.
- Да…
- И ничего там не может случиться
- Просто предчувствие…

***

Она смотрит на постеры, где они вызывающе, ослепительно красивы, заключенные в кусок глянца. Братья смотрят друг на друга, губы Билла приоткрыты в немом стоне, во взглядах искрится желание. Нужно быть слепым, чтобы не понять.
Ее разум мутится.


Глаза в глаза.
Том притягивает Билла за талию и валит на диван, забираясь теплыми ладонями под футболку, ощупывая ребра. Младший лишь выдыхает тихое «да» и вжимает колено в пах брата.


Она гладит себя, не отводя взгляда от их глаз. Шоколад, чай, мед, янтарь, у нее не хватает эпитетов, чтобы описать этот бесконечно прекрасный цвет, она может только восторженно выдохнуть, прикасаясь к своему животу. Внизу ворочается что-то странное, горячее. Она царапает черно-белым маникюром ребра и спускается ниже.
Последнее, что цепляет ее взгляд – мозолистые и сильные пальцы старшего.

Он трогает его везде, и это так чудесно, так волшебно… Каждый их «раз» - словно первый, наощупь, вслепую, пробуя, наслаждая открывшимися местечками, обнаженной кожей, исследуя потаенные уголки… И каждый «раз» - как последний, будто все, завтра раз, и на костер, и этот огонь уже горит под их пальцами, под их губами. Запомнить, зацеловать, заклеймить, оставить отметины, что вот да, было это, и ничем это не смыть и не стереть. Билл закатывает глаза - видны лишь белки - и прижимает голову старшего к паху. Чужие…не чужие, самые что ни на есть родные губы двигаются на члене, язык нежно теребит уздечку, проходится вокруг уретры, чуть нажимая. Том не поднимает глаз – он знает, что для Билла это будет слишком.

Она приподнимает футболку с логотипом и касается своей груди подушечками пальцев, сильно сжимая сосок. Ей сладко. Она гоняет картинки в голове, как киноленту, останавливает на самом любимом кадре – и вновь сначала. Фильм бесконечен, как и ее воображение. Она облизывает два пальцы, проходись языком между ними, представляя, конечно, совсем не пальцы, и ведет скользкую, тягучую дорожку к низу живота. Она всегда тиха в такие моменты. Она лишь выдыхает чуть громче, когда пальцы, наконец, достигают влажного и мягкого.

Он внутри. Билл поскуливает, пытаясь то ли отодвинуться, то ли прижаться ближе. Между их телами скользко и влажно, руки Тома соскальзывают с талии младшего. Он лижет его ухо, пытаясь отвлечься и не начать остервенело вбиваться в него. Его руки напряжены, над губой бисеринки пота, глаза полузакрыты и светятся похотью. Внутри Билла невыносимо горячо, влажно, узко. Его всего сдавливает, Билл наверняка чувствует каждый изгиб, каждую вену внутри себя…
- Господи, Том, ну давай же…Я не могу просто… - Билл приподнимается и присасывается поцелуем к его шее, - Пожалуйста…
- У-у-успокоился теперь? - спрашивает Том, он охрип от возбуждения, слова колют сухой язык. Капля пота с его носа падает на живот младшего, на его напряженных руках вздулись вены.
- Похуй, Том, сделай же это, наконец!!! Я так хочу, просто…господи….
И Том делает.
Каждый раз всегда лучше, чем предыдущий.

Она двигает внутри себя тремя пальцами, внутри что-то подрагивает. Ей склизко и противно от самой себя, но она никогда не оставляет незаконченных дел. Она вообще целеустремленная девочка.
Она касается клитора пальцами, начиная с умелых движений по кругу. Ее трясет. Губы сохнут и покрываются корочкой, сереют. Она почти умирает в такие моменты. Картинки меняются все быстрее. И вот, вот почти, и она видит на самом деле, это даже не фильм, это реальность. Она зовет ИХ, выдыхая понятное только ей, общее для близнецов имя…
Пальцы выскальзывают с отвратительным звуком. Ей хочется выблевать себя на кафель.



- Боже, боже, Том…
- Заткнись…
Младший закусывает губу и поддается, чувствуя каждый позвонок своей спины, прижимая мокрый вставший член к животу Тома. Этого оказывается достаточно.
Том сыплет ругательствами, Билл тихо вскрикивает, кусая брата за палец, и липкая сперма заливает их животы. Внутри у Билла горячо и мокро.
Том перекатывается и выходит из родного тела, тяжело дыша, будто пробежал марафон. Он трогает пальцем отверстие Младшего. Билл хнычет, пока Том растирает свою сперму по его промежности.
- Том…
- Что, б*ядь? – Старший обычно не слишком расположен к разговорам в такие моменты.
Младший мечется на кровати, садится и утыкается лицом в коленки.
- Все, Том, все…Еще одна, понимаешь, еще?
Его плечи мелко трясутся, а слезы капают, смешиваясь со спермой на его теле.
Каждый «раз» после оргазма Билл плачет.


Она касается большим пальцем ноги ручки крана, поворачивая ее, и вновь трогает, гладит себя, пока ванна наполняется теплой водой. Ее глаза устремлены в потолок, она больше не хочет смотреть на фото. Все внутренности будто выкачали. Такое ощущение, что внутри все сгнило. Ей пусто и гадко на самом деле. Она не хочет думать о НИХ. Зависть плещется в ней, как серная кислота, разжижая кровь.
Она выключает воду и берет лезвие с краешка ванны. Оно матово блестит в свете лампы. Она читает на нем «Gillet» и вспоминает тот ужасающий черный жилет, в котором был одет Билл на презентации. Она улыбается. В конце концов, все мгновения ее жизни так или иначе связаны с ним, так почему смерть должна стать исключением?
Она делает надрез сначала на бедре, наблюдая как вода медленно окрашивается в розовый. Боли почти нет, ее тело расслабленно после оргазма, ненапряженно и вяло, как медуза. Она снова улыбается. Она вообще очень улыбчивая девочка, эта Эллиссон
Она смотрит на себя в зеркало, на прилипшие к шее волосы.
На Младшего.
На себя.
На Младшего.
На себя…
Она бьет кулаком по углу ванной, вскакивая из воды, откидывая лезвие на дно.
Она совсем забыла.
Господи, она такая глупая, ну как она могла только подумать о таком?
Глупая, дурочка!
Ей еще рано умирать! Так рано…
Ведь через неделю выходит новый клип.
Она не может такого пропустить.

И так – раз за разом, но она терпеливая девочка, эта Эллиссон.

Вот только каждый раз – хуже, чем предыдущий.

THE FIN

10/11/2011
01:54
Луганск, Украина
©Панацея

@темы: Tokio Hotel, весь фэндом, 1 уровень, I - 4

---

Закон всемирного притяжения

[-Рин-]

Автор:  Хикари-сан
Бета:  Sei Katsu~
Название: Закон всемирного притяжения
Фандом: Fake
Ключевые слова: греть руки в чужих карманах, ты был хорошим мальчиком весь этот год?
Уровень сложности: 1.
Дисклеймер: все принадлежит Санами Мато, я только поиграться взяла.
Рейтинг: PG-15.
Жанр: романс, флафф.
Размер: мини, виньетка.
Описание: рождественская сказка с хэппи-эндом.
Предупреждения: возможен ООС.
Примечание: рождественский подарок для  Sei Katsu~,  -Veliar- и Dr. Muraki aka Ryo, написанный на новогодне-рождественский фест.

... Вечеринка плавно приближалась к финалу. Гости потихоньку расходились, на прощание желая друг другу счастливого Рождества.
Рё толкнул тяжелую дверь и вышел на улицу. То ли от свежего воздуха, то ли от выпитого шампанского - а скорее всего, от того и другого вместе - у него кружилась голова. Маклейн сделал шаг вперед, но земля внезапно ушла из-под ног, и он потерял равновесие...
Чья-то рука подхватила Рё под локоть, не давая упасть.
- Осторожнее, - прозвучал над ухом знакомый голос. Рё повернул голову и встретился взглядом с Ди Лейтнером.
- Осторожнее, здесь скользко, - повторил Ди, не делая ни единой попытки отпустить локоть Маклейна.
Рё смутился, дернулся, желая освободить руку - и снова потерял равновесие...
Ди опять не позволил ему упасть.
- Э-э, напарник, да ты, кажется, неплохо встретил Рождество, - заметил он, с улыбкой глядя на Рё.
Рё улыбнулся в ответ - смущенно и слегка виновато.
- Кажется, да... Перебрал немного... - признался он.
- Бывает. - Лейтнер серьезно кивнул, хотя в глазах его плясали искорки смеха. - Вот что. Если позволишь, я провожу тебя... Ты же не против?
- А... но... я...
- Значит, не против, - уверенно подытожил Ди.


Идти домой в сопровождении Ди оказалось не так уж и плохо. С ним легко и приятно было говорить на любые темы, и Рё неоднократно ловил себя на мысли, что рядом с Ди он чувствует себя как-то... уверенно, что ли...
Дорога шла через старый парк. В тусклом свете редких фонарей сверкали крупные хлопья падающего снега. Снежинки все летели и летели с темного неба, укрывали ветви деревьев белоснежными кружевными накидками, запутывались в волосах...
Ди на несколько секунд остановился, огляделся вокруг и восхищенно выдохнул:
- Как красиво...
- Очень красиво, - согласился Рё. - Только... очень холодно...
- Ты замерз? - В голосе Ди послышалась легкая тревога.
- Немного, - признался Рё. - Особенно руки... Я перчатки забыл...
- Руки, говоришь... - задумчиво повторил Ди. - Вот что... Подойди-ка ближе.
Рё удивился необычной просьбе, но все же сделал шаг навстречу Лейтнеру…
- Ди? Что ты делаешь?..
- Руки тебе грею.
Рё и сам не успел понять, как его замерзшие ладони оказались в карманах пальто Ди. А когда понял, попытался отстраниться... Но Ди слегка сжал его пальцы, не позволяя вытащить руки из карманов, легким движением притянул Маклейна ближе к себе.
Рё не сопротивлялся. В какой-то момент он понял, что ему нравится вот так стоять, греть руки в чужих карманах и ощущать исходящее от Ди тепло...
- Рё... - Голос Ди вывел Маклейна из задумчивости. - А ты в детстве верил в Санта-Клауса?
- Все мы в детстве верили в Санта-Клауса, - улыбнулся Рё. - И ждали, когда же он принесет нам подарки. А взрослые всегда говорили, что Санта приносит подарки только хорошим и послушным детям...
- А как ты думаешь... - прошептал Ди, почти касаясь губами уха Рё. - Какой подарок тебе сделает Санта на это Рождество? Ведь ты же был хорошим мальчиком весь этот год?
Рё смутился, хотел что-то ответить, повернул голову...
И его губы встретились с губами Ди.
Рё испуганно дернулся, попытался отстраниться, но Ди не позволил ему это сделать. Легкое, мимолетное касание губ перешло в долгий нежный поцелуй...
И тут вступил в действие закон всемирного притяжения. Рё потерял равновесие и упал в сугроб, увлекая за собой Ди.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Ди улыбался. Рё, прижимая ладонь к губам, растерянно смотрел на напарника.
Потом Ди засмеялся. Так, как смеется абсолютно счастливый человек. Глядя на него, засмеялся и Рё - сначала неуверенно, а потом громче и радостнее...
А с темного неба все падал и падал снег...

@темы: НГ-фест, Fake, Ди/Рё, 1.2, 3.1

---

1 строка.

[Shi-Ki_Kidder]

Автор: Shi-Ki_Kidder
Название: It's Fear
Фандом: Nurarihyon no mago
Ключевые слова: даже не думай, трудности, липкий, когда-то
Уровень сложности: 3
Дисклеймер: я здесь ничто, никто и звать меня никак)
Рейтинг: детский.
Пейринг: Ночной Рикуо/Дневной Рикуо
Жанр: романс
Описание: это - страх.
Предупреждения: автор почти принципиально не пишет рейтинг.
--------------

Рикуо сидит возле пруда и смотрит в воду. Когда на солнце находят клочья туч, отражение блекнет и расплывается. Рикуо закусывает губу, но продолжает смотреть, туда, в черную липкую глубину, глаза в глаза второму "Я", глядящему со дна.
Точнее, это лишь кажется, что со дна, и что глядит в ответ.
На самом деле есть лишь жара и ветер.
Солнце печет голову и кажется, что в глазах плывет все.
Ветер чешет водную гладь и кажется, что отражение ухмыляется, липко, черно, гадостно...
Рикуо встает, чуть пошатываясь, и делает шаг вперед, к воде.
- Даже не думай.
На плечо ложится чья-то ладонь. Рикуо оборачивается и пытается сфокусировать взгляд на том, кто остановил его. Видно лишь темное кимоно и светлые волосы, остальное тает в солнечном блеске, в солнечных искрах.
- Когда-то, один мальчишка, решив, что он достаточно храбр, заглянул в зеркальную бездну. Его так и нашли.
- Я...,- Рикуо сглатывает - в горле внезапно пересыхает.
И цветы пахнут очаровывающе сладко, и этот запах липнет к рукам, оседает на губах, сколько не облизывай их - все равно, пахнет, пахнет, пахнет...
- Ты едва не ушел. Понимаешь?
Рикуо кивает и прячет лицо на груди спасителя. Приятно шелестят шелковые складки, шуршат, напевают что-то свое, а запах сакуры, нежный, едва уловимый...
Прохлада пальцев на затылке. И уже не так кружится голова, и не так сильны чужие голоса в разуме, зовущие спуститься вниз, туда, где нет трудностей и проблем, туда, где не нужно быть сильным.
- Даже не думай уходить,- говорит он, а Рикуо кивает и сильнее цепляется пальцами за прохладный шелк.
Ладони липкие, ткань мнется.
- Ребенок,- усмехается он и пальцами приподнимает лицо Рикуо, любуясь растерянным взглядом. В теплых карих глазах тонет солнце, разбрызгивая искры.
Тепло, очень тепло.
- Ты...,- шепчет Рикуо и разжимает ладони, отступает на шаг назад.
- Посидим вдвоем?- улыбается Ночной и ерошит волосы Третьего.
- Может, когда-то еще, но не сейчас. Не надо трудностей...не хочу, чтобы опять меня пришлось спасать...,- бормочет Рикуо, смущаясь и вжимая голову в плечи.
- Даже не думай об этом, - третий раз повторяет Ночной, и словно лопается что-то со звоном.
Снова слышно как шумит вода, как шелестит ветер в траве, как пищат птицы на ветках. Ночной протягивает руку. Рикуо улыбается и вкладывает ладонь в ладонь своей ипостаси.
- Идем отсюда домой.
- Да, идем домой.
- Когда-то...я вернусь,- Рикуо на миг замирает, оглядывая пруд,- Я вернусь, один, и я не побоюсь трудностей. Я не проиграю.
- Даже не думай, что будешь один,- хмыкает Ночной и отвешивает мальчишке легкий щелбан.

@музыка: Gackt - Under the Darkness

@темы: Nurarihyon no mago, Ночной/Дневной Нура, 3 уровень, I - 5, II - 3

---

[krkzbr]

Автор:  Verocat
Бета:  Angstmaster
Название: Жалость
Фандом: Axis Powers Hetalia
Ключевые слова: жалость, естественно
Уровень сложности: 1
Дисклеймер: Хеталия химаруина
Рейтинг: G
Пейринг: Канада, Литва, пока пейринга мало
Жанр: эээ... General, friendship
Размер: мини
Предупреждение: возможен ООС
После того как Литва впервые случайно увидел Канаду в доме Америки, Мэтью сразу стал вызывать у Ториса одно чувство. Этим единственным чувством была простая, но сильная человеческая жалость. Литовец старался никому её не показывать, но она то и дело проскальзывала в его частых и странных взглядах.
Странное это было чувство – жалеть того, кого видел всего один раз. «Интересно, - думал Литва, гася ночью свет, - каково это – быть незаметным?» Именно неприметность – то, чем часто хотел обладать Торис, – и привлекало внимание литовца к канадцу. Лоринайтис в темноте стал представлять себя таким же невидимым, каким был канадец: как будто только он сам знает о своём присутствии. Ходишь себе по этажу, ни для кого не заметный. Лежишь в кровати и точно знаешь, что никто тебя не потревожит: не увидит и не почувствует, что ты тут. Входишь в другую комнату и понимаешь: даже если ты совершись самые безумные вещи, никто не узнает, что это сделал ты. Только одно заставляет спускаться с небес на землю после мечтаний о счастливой жизни: заходя в ванную, независимо от того, как сейчас темно, всё равно видишь своё отражение в зеркале. Прикасаешься к зеркалу, чтобы убедиться, что ты есть, – твоя точная копия, твой двойник в зазеркалье повторяет те же самые движения. Литва разочарованно вздыхает, как будто сорвалось в последний момент предвкушаемое событие, но через минуту с привычной натянутой улыбкой вспоминает, что и сам Канада отражается в зеркале. Не имеют отражения, если судить по многочисленным книгам Альфреда, только призраки и вампиры.
Однако Торис и не думал завидовать Уильямсу, и уж тем более – восхищаться чужими способностями. Чему тут радоваться – скуке и одиночеству? Отсутствию друзей и бесконечным дням, одинаково начинающимся и заканчивающимся? Ежедневным прогулкам у океана, один вид которого так надоедает через год, что ты уже начинаешь помнить каждое место, куда ударяются тёмно-синие волны? Медведю, который никак не может запомнить твоё имя? Похоже, из-за всего этого, из-за городской тоски и угрозы сумасшествия канадец, чтобы развлечься, ушёл с головой в спорт и искусство. И литовец не мог не замечать, что в каждом творении Канады есть какая-то частичка нераскрытой грусти, которую никто не хочет понимать. Сегодня в этом мире видят только то, что приносит выгоду, слышат лишь себя, выставляют себя напоказ или поливают грязью других, а то и делают всё сразу. Среди всех войн, ссор, скандалов, интриг кому нужен какой-то Мэтью Уильямс с другой точки земного шара? Теперь все нужны лишь самим себе и важно лишь то, что касается себя. А после нас – хоть потоп.
Раньше, до заработков у Америки, Торис часто жалел себя. Хотел, чтобы что-то в его жизни изменилось в лучшую сторону. Сначала он так мечтал, живя вместе с Польшей, а потом - у России, в особенности у последнего, где Ториса одолевал непреодолимый страх и казалось, что хуже быть уже не может. И когда хуже всё-таки становилось, оставалась лишь надежда и жалость. И ему, и Эстонии, и Латвии – всем им приходилось жалеть себя. «Не полюбишь сам себя – никто не полюбит», - так, кажется, говорил кто-то. И все сочувствовали сами себе: кто естественно, кто – создавая видимость, а кто просто потому, что больше нечего делать. Сейчас, в доме Альфреда, где всё вокруг дышало свободой, Литва чувствовал вину за то, что слишком много думает о себе, и уходил с головой в работу. Но Лоринайтису это чувство было так же свойственно, как осе – способность жалить, и он просто переключал свои чувства на других людей.
Однажды вечером, когда Торис шёл с кухни, чтобы снять свой запачканный фартук, литовец снова увидел стоявшего в коридоре Канаду. В этот раз блондин показался литовцу не спокойно-безмятежным, каким казался раньше, а рассеянно-задумчивым, словно он сидит на побережье и смотрит на бурный океан, атакующий скалы. Канадец глядел в пустоту и то ли улыбался, то ли сдерживал слёзы. Литве ужасно желал знать, о чём он думал, но так это было невежливо, он, подумав, решил спросить о другом.
- На что вы там смотрите, мистер Уильямс? Там же обычная стена и ничего больше. – Голос звучал неуверенно и скованно, как будто Торис едва мог говорить.
Канада нервно вздрогнул, повернулся к литовцу и посмотрел на странно улыбающимся взглядом.
- Что? – спросил он. – Нет, я ни на что не смотрю, просто задумался. Не берите в голову.
- Простите. – Торису было лестно, что к нему обращаются на «вы»: такое бывало нечасто.
- И, прошу вас, - прервал его мысли канадец, - не называйте меня «мистер Уильямс», мне становится неудобно. Пожалуйста, зовите меня просто «Мэтью». Меня так редко называют по имени…
- Хорошо, мистер… ой, Мэтью! – покорно согласился Лоринайтис. Он даже и не помнил, как зовут канадца, и думал о нём как просто о Мэ-тью. Звучит мягко и светло, как слова самого Уильямса.
- Лучше скажите, Торис, - снова заговорил Мэтью, - вы вспоминайте свой дом и прошлую жизнь? Просто интересно стало… - На лице Канады было написано, что он не лжёт, и Торис также решил говорить правду.
- Честно говоря, Мэтью… Да, часто вспоминаю. Я очень скучаю по друзьям, которые остались там. Вы скучаете по друзьям, Мэтью?
Канадец удивлённо приподнял брови и грустно рассмеялся.
- По друзьям? Каким друзьям? Увы, никто меня своим другом не считает. Кроме Кумадзиро, но он всегда со мной. – Он бросил ласковый взгляд на белого медведя, сидевшего рядом. – А так я один, и мне не по кому скучать. Приеду домой – будет то же самое.
- И вы проводите всё своё свободное время один? А как же ваш босс?
- Босс звонит мне, только если что-нибудь случилось. Мы почти не видимся. Честно говоря, он даже с Англией разговаривает больше, чем со мной. – Тут Мэтью почувствовал, что сболтнул лишнего, и оборвал себя: – Да разве это важно?
- Но вы же ни с кем не разговариваете, Мэтью, а сейчас вы можете говорить что хотите, я всё равно буду вас слушать. - Торис боялся, что его собеседник совсем замолчит, а они ещё друг другу не всё сказали.
- Правда? – Уильямс радостно улыбнулся, – Спасибо вам, а то меня вообще никто не слушает.
Он неловко помолчал, а потом, запинаясь, начал говорить:
- А знаете, Торис… Приезжайте ко мне в Канаду отдохнуть, недели на две. Хотите, я для вас безвизовый режим сделаю? Главное, чтобы вы приехали, а я всё устрою. Приедете?
Литовец, не зная, что сказать, молча кивнул, ещё раз посмотрел на Мэтью, лицо которого говорило, что он всё сделает, лишь бы не оставаться в одиночестве, потом Лоринайтис повернулся и пошёл в свою комнату не оборачиваясь. Голову его не покидали разные мысли. Как канадец ещё не сошёл с ума и не разучился говорить, когда все его дни проходят в нестерпимом молчании и в обществе Кумадзиро? Даже проводя целые годы в созерцании самого себя, Уильямс никогда не пытался покончить с собой и оставался милым и нормальным человеком. Пусть Канада и уедет через неделю домой, Торис всё равно будет его помнить и тайно мечтать съездить к Уильямсу в гости. Литва не знал, когда он сможет это сделать, но верил, что это всё-таки произойдёт. Но всё же, несмотря на свои мечты, он понимал, что, пока все будут заняты лишь сами собой, Уильямс будет одинок, и Лоринайтис всё сильнее и сильнее чувствовал к Мэтью человеческую, никогда ещё не испытываемую им ни к кому жалость.

@темы: 1 уровень, Axis Powers Hetalia, Канада, Литва, 1 уровень, I - 4, Axis Powers Hetalia

---

[r2r]

Автор: R2R
Название: Chasing a dream
Фандом: Primeval
Ключевые слова: задумчивость (упоминается), сон (тема)
Уровень сложности: 1
Дисклеймер: Всё принадлежит ITV и Impossible Pictures, кроме садового столика тётушки Мюриэл
Рейтинг: детский
Персонажи: Коннор Темпл, упоминается команда
Жанр: джен
Объём: 462 слова
От автора: 1 сезон, серия про многоножку

Что ж, это вышла не та история, которую ты хотел.
Нет, но в этот раз всё должно было случиться совершенно иначе!
Давайте мы будем охотники за сокровищами. Давайте мы будем космические пираты. О, давайте мы будем путешественники во времени. Нет, лучше копы и преступники. Или кто-нибудь ещё. Спасём мир, пока не позвали ужинать.
В каждой команде спасителей мира должен быть такой, ну, смешной парень, который постоянно наступает себе на шнурки и несёт чушь. Но потом, потом он собирает изо всякого хлама Чудесное Устройство. Он нажимает Большую Кнопку. Должны быть искры, вспышки, такие звуки, как бывают, когда засунешь скрепку в розетку. Может, даже взрыв. И все кричат и поздравляют друг дружку. Оно сработало. Зло повержено, герои спасены.
А смешной умник уже не здесь, он изобретает новое устройство, и в задумчивости что-то рисует прямо на стене или на садовом столике тётки Мюриэл.
- Коннор, ох тебе и влетит!
- Что? Да ладно! Смотри, что я придумал!
- Коннор, что ты делаешь?
- А?
- Коннор, проснись!
Это был отличный сон. Ты нашёл свою команду. Настоящую, не такую, где кузены передрались, потому что каждый хочет быть Суперменом, или потому, что не могут решить, кто круче, Супермен или Человек-Паук, а сестрица ноет, что не хочет играть в Спасение Мира и лучше устроить пикник.
На этот раз всё произошло в точности как надо, без тоскливого чувства потери, без обмана.
Чудесный мир и впрямь коснулся тебя, пусть и самым краешком. Всё оказалось не зря. Все, кто над тобой смеялся, оказались - где? Правильно. А ты - ты был король мира. Ну, почти. Ты принёс свои знания на алтарь Великого Приключения, и их приняли, ты был на равных с людьми, которые, не моргнув глазом, справлялись с древними хищниками и путешествовали через порталы в пространстве и времени.
Ты поймал волну. Ты угадал ветер. Ты столкнулся с неведомым, ты был храбр, настойчив, ты нашёл единственно правильные слова, ты собрал соратников под свои знамёна и отправился в поиск.
Дальше должны были быть сплошные чудеса. Это не должно было закончиться вот так - "Возвращайся в университет. Я найду тебе другого научного руководителя".
Ох, как глупо. Ну да, ты рассказал друзьям про свои приключения - это было глупо, глупо и ещё раз глупо. Тем более что никто тебе не поверил.
Но ты ведь всю жизнь мечтал именно об этом. И получил, чего хотел. И потерял это, чёртов глупец. Волшебная тайна была совсем рядом.
"Больше никогда". Словно пробудился от прекрасного сна, и уже знаешь, что всё неправда, на самом деле ничего не было, что надо вставать, идти на занятия, и всё равно цепляешься за обрывки сновидения, как будто можно туда вернуться.
"Ты будто во сне живёшь, Коннор!" - ох, мама, как бы это было здорово.
"Вставай, засоня!" - ну ещё немножко, не спать, нет, только удержать этот ускользающий мираж.
- Ну что, ты ответишь?
- Кх-хто там?
- Какая-то Браун тебя спрашивает, - Том безо всякого снисхождения забрал подушку. - Хорош валяться. На, держи трубку.
- Д-да? Алло.
- Мистер Темпл? Вы можете сейчас приехать?

@темы: 1 уровень, Primeval, команда, 1 уровень, I - 3